быть Евангелиной.
— С чего бы вдруг?
— Красиво. И к тому же в нем заключено несколько имен. Ева, например. Женщина, с которой все началось. А можно сказать и Ангелина. Или, если попроще, Лина.
— А еще Гела, этакая женщина-вамп, в черном белье и в пламени свечей.
— Вот видите, одно имя, а сколько в нем разных образов!
— Да это в любой женщине, будь она хоть Марфа Васильевна...
— А как вас зовут?
— Меня — Николай. И давай уже на «ты» общаться, как ни как мы, типа того, любовники.
— Хорошее имя. Мне нравится. «Николай, Николай, Коля...»
— Ну, Басков тут совершенно ни при чем. И, вообще, я на него ни капельки не похож.
— Да? А на кого ты похож?
— Не знаю. Говорят что на Цискаридзе, но я так не думаю. Может, какие-то отдельные черты лица немного совпадают, а так — нет.
— У-у, красавчик! «О, боже, какой же мужчина, и я хочу от тебя сына...»
— Я вижу, ты любишь петь. Веселая у меня девчонка вырисовывается. Даже не ожидал.
— Спасибо. А можно я тебя поцелую?
— Ну конечно же. Собственно говоря, мы здесь как раз для этого.
«... мои пальцы, смяв тонкую ткань, потянули вниз эту последнюю защиту, открывая спрятанное до этого междуножие. «Подожди», — выдохнула она свою просьбу, наклоняясь ко мне и обволакивая водопадом волос. Узкие ладони нежно обняли мою голову, соприкасая наши губы. Легкое касание подарило медовый вкус поцелуя, словно теплый ветерок взволновал кожу пряным запахом распустившихся цветов, и я подался вперед, к ее спелым губам, срывая короткими укусами дурманящее наслаждение. Лина прикрыла глаза, еще крепче прижимая меня к себе, будто боялась случайно разорвать этот сладостный союз наших губ и с каждым разом все жаднее, до головокружения, утопала во влаге поцелуя. И когда уже не хватило дыхания удерживать в груди щемящую дрожь, она отстранилась, выдыхая теплый стон...»
— Ууууфффффф... У меня действительно закружилась голова! Ты так классно целуешься.
— Это потому что твои губы такие сладкие. И вообще ты сама прелесть! Даже не мог подумать раньше, что такое может быть...
— Еще как может...
«... и когда уже не хватило дыхания удерживать в груди щемящую дрожь, она отстранилась, выдыхая теплый стон. Улыбка изогнула ее губы соблазнительной дугой, загадочной чертой нарисовав на лице вечную женскую тайну, бесконечную, не разгадываемую, как сама вселенная. Мои руки снова легли ей на бедра. Лина чуть-чуть приподнялась, и кружева легко скользнули вниз по ее стройным ногам. Дрожащие тени от пламени свечей укутали ее тело дымкой таинственности, отражаясь от изгибов и сгущаясь во впадинках...»
— Ты зажег свечи?
— Ева, черт побери! Почему нужно задавать вопрос именно в самый неподходящий момент? Они горели еще до этого. Да и какая разница, горят они или нет.
— Ой, прости, прости, прости. Я больше не буду тебе мешать. Иди ко мне.
— Помолчи, я сам знаю, что нужно делать.
«... дрожащие тени от пламени свечей укутали ее тело дымкой таинственности,