вашим зятем?
— Так, как и любой другой мужчина. Они были женаты два года. Сестра умоляла на коленях не подавать на него в полицию, но я подал, и мне вернули мое заявление по непонятной для меня причине. Может, потому что судья тоже была женщиной, посещавшей наш клуб? Может кто-то хотел отомстить моей сестре за то, что она владела им целых два года?
Сестра хотела поговорить с мужем, вернуть его, ей не нужны были ни украденные деньги, ни драгоценности. Она хотела вернуть его самого. Но он оказался не только подлецом, но и гомосексуалистом, вернее бисексуалом. Такого она уже не смогла пережить. Я понял, что она готовит его убийство, и не смог ее отговорить. Поэтому, насколько смог — покрыл ее преступление. Кто знал, что этот «правдолюб» именно в этот день решит уволиться.
Мне все равно, сажайте меня, делайте, что хотите, но умоляю присяжных заседателей, помиловать мою сестру: моей племяннице на следующей неделе только год исполнится.
Он опустил голову, чтобы никому не смотреть в глаза. Стояла гробовая тишина.
«Прошу присяжных удалится для принятия решения», — наконец, промолвил судья.
В их решении уже никто не сомневался, поэтому последние слова старшины потонули в общем шуме голосов, выражающих одобрение и облегчение.
Угадайте, кто первый кинулся обнимать моего брата? Конечно, я!
Послесловие (наконец-то!)
Все произошло так, как и должно было быть. Свадьба была пышной, гостей было столько, что у меня вскоре все в голове перепуталось: кто, чей родственник. Были все работники клуба, и наш улыбающийся Шеф. Додо был единственный, кто не улыбался, ему не понравились ни свадебный торт, ни угощение, ни оформление стола. Он ворчал всю дорогу, что он сделал бы все лучше.
Естественно, что с приглашением на свадьбу на стол к Шефу легло и заявление о моем увольнении. Он отнюдь удивлен не был.
Естественно, свадебное путешествие мы отложили. Тео уже ждали на новом месте работы. Но он обещал в ближайший отпуск вывезти меня в горы, позаниматься альпинизмом (если я к тому времени еще не забеременею). Нам надарили много денег, которых теперь вполне хватило и на штраф, и на адвоката, и даже на мелкие расходы по покрытию убытков от близнецов (все-таки они что-то там разбили).
Когда нас просили поцеловаться, почему-то целовались все, а не только мы с Тео.
Когда я на минутку осталась одна, брат подвел ко мне красивую женщину.
— Познакомься, это — моя мама.
— Очень приятно.
Я во все глаза рассматривала эту даму. Моложавая, с такими же глазами, как у моего брата, в дорогом летнем костюме, она была неотразима.
— Знаешь, милый, — обратилась я к брату. — Ты правильно сделал, что бросил хореографическое отделение. Твои стихи изумительны! Я уже договорилась со свояком Тео, тебя напечатают в новом номере его газеты.
— ... ?!
— Ты скрывал, что пишешь стихи, лучше, чем танцуешь? — удивилась его мама.
— Мам, ты будешь мною гордиться.
— Ну, а со своей девушкой ты меня, когда познакомишь?
— Не обижайся, мам, но единственная девушка, которую я