— Подписывай, Неля! Не капризничай! Разве ты сама сможешь устроить ребёнку нормальную жизнь? — убеждая упрямицу назавтра.
— Я у вас в маргиналах хожу? Я что, пью? — отшвыривая документ и повышая голос.
— Тебе не понравится, но это так: ты бедна, Неля! И так будет всегда! Ну сколько ты заработаешь своим воспитательством? Или этой зарядкой? Ну, да, конечно, — фитнесом?! Какая часть будет уходить на оплату съемной квартиры? Большая? Купить свою — тебе не светит! В какую школу пойдет твой сын? Во дворе? В какой вуз поступит? В пед, как ты? Ты сможешь оплатить репетиторов, если что?
Она все ниже опускала голову под градом его аргументов, многие из которых ей, 24-летней, даже не приходили в голову по причине молодости и малого знания жизни.
Перестав давить на неё, он подсел и обнял её за плечи: — Что плохого в том, что мы договоримся? Чего такого особенного я от тебя жду? Это настолько невозможно?
Неля упрямо мотала головой: — Я знаю... я точно знаю... неправильно так поступать по отношению к... Она сглотнула и сдержалась. — Да, ты больше знаешь... больше можешь... Ты всегда во всем прав... Но это не... подло! Да, подло!
И так она была хороша в этот миг, говоря форменные, на его взгляд, глупости, уже почти выздоровевшая, со свежим, только осунувшимся лицом, со спадающими на спину, распущенными влажными (недавно из душа) волосами. Она поправила их характерным изящным движением — он едва не набросился на неё тут же, за кухонным столом.
Он притянул её за плечи и нагнулся к ней: — Ты жива и здесь. И я жив и здесь. Ты сама видишь, что у тебя нет выхода. Все у нас будет хорошо. Подписывай!
Она скривила лицо, удерживая рыдание: — Я не смогу... Я не хочу... У меня не получится.
Вложив в руку ручку и поднося её руку к месту подписи: — Получится! Ты привыкнешь! Я хочу тебя...
Отбросив уже ненужное перо от договора на обеспечение её с сыном, Виктор повлек её к кровати. Малыш уже пыхтел в колыбели, собираясь проснуться и покушать, но мужчина не хотел ждать. Вид её тонкой руки, ставящей красивую закорючку на бумаге, воспламенил его. Не слушая громкого шёпота «Павлик просыпается», «ты не подписал», он торопливо раздевал её, расстегивая множество застежек (на ней была прогулочная одежда). В который раз преодолев её отпор, усилившийся после болезни, он впился ей в губы, стоя возле кровати и сжимая тонкую обнаженную спину. Толкнув девушку навзничь, он упал сверху, закрыв её исхудавшее тело своим крепким. Пальцами обхватив её пополневшие груди, мужчина втянул одну в рот; небольшая, она почти полностью скрылась меж его губ.
— Нет, это Павлику, пусти! — взвизгнула девушка, отталкивая его от сочащегося молоком полушария. Счастливо засмеявшись, он облизал темные соски. Соскользнув по ней вниз, он стянул нечто тесное и облегающее и приник губами к темному, небритому треугольничку. Пытаясь раздвинуть тесно сжатые бедра, он попутно боролся с ней, шепчущей «мне нужно встать,