Как-то на озере в грозу

мокрой груди. «Войди в меня прямо сейчас» — прошептала она мне на ухо, и я понял, что мы уже не в силах себя сдерживать. Моя рука скользнула ей под платье и оттянула в сторону трусики. Мой палец ощутил горячий и влажный бугорок и начал его нежно массировать. Оле это доставляло невиданное удовольствие — она немножко приподнялась и прогнулась назад, дав моей руке большую свободу действий и одновременно подставляя под мои поцелуи то один, то другой сосок. Продолжая массировать ее бугорок большим пальцем, я осторожно ввел указательный и средний в ее лоно и начал ими ритмично двигать. Оля вскрикнула и вцепилась мне в волосы. Спустя мгновение, я ощутил, что ее руки расстегивают мне ширинку и выпускают на волю мой член, который уже невыносимо болел от таких безумных игр. Оля вдруг с усилием оторвалась от меня и присела, стараясь удержать равновесие на мокром корпусе катамарана.

Ее губы нежно обняли головку моего члена, и я заметил, как ее рука скользнула в трусики. Продолжая себя возбуждать, Оля облизывала его, с усилием засасывая внутрь, или нежно облизывая по всей длине. Я ощутил знакомое ощущение горячей сладостной волны внизу живота и в последний момент отстранился. Мы оба балансировали на грани оргазма. Спустя минуту Оля приподнялась и села вновь ко мне на колени, но на этот раз сдвинув трусики в сторону и позволив моему члену медленно войти в ее, изнывающее от желания, лоно. Моя постоянно напряженная левая рука, которой я удерживал катамаран ныла от боли, но я казалось этого не замечал. Мы начали волшебный танец любви. Я немножко приподнялся на сиденье, дав Оле возможность опускаться до самого конца и ощущать его по всей длине — я знал что это ей очень нравится. Каждой движение вверх-вниз сопровождалось поцелуем то одного то другого соска. Мы кончили так бурно и одновременно, что забыли обо всем на свете, и я отпустил катамаран.

Порыв ветра сразу же вынес нас, обессиленных и вздрагивающих от пережитого ощущения на открытую воду. Я слабо помню, как мы догребли до берега. Бредя босиком по городу, и наблюдая за залитыми водой улицами и поваленными деревьями мы смеялись как дети — над своим безрассудством, но смех этот был счастливым...