видеокамера продолжала снимать общий Анечкин план.
— Доктор, как вас зовут? — несчастная Анечка смотрелась окончательно жалобно.
— Сергей Афанасьевич!
— Сергей Афанасьевич... Серёженька... Вы же мне дадите по правде наркоз, а? А то я кричать буду ведь очень... Хотите покажу как?
Серёга вздохнул вслух.
— Ну зачем ты будешь кричать? Ты же у стоматолога не орёшь?!
— Нет. Но я всегда ему говорю, что если будет больно — то я укушу!
Серый с сомнением покосился на раздвинутую в салфетках пизду:
— В данном случае, мне кажется, всё-таки нечем... Успокойся, Анечка. Эфира тебе, конечно, не перепадёт, не мечтай, но местный наркоз входит в мои служебные и нравственные обязанности. К тому же фиброзные уплотнения бедны нервными окончаниями, мучений не много. Больно будет только один укол — попробуй уж перетерпеть, ладно?
— Ага...
— Ничипор, зеркало и ланцет!
— Пожалуйста! — друг с готовностью протянул скальпель и зажим.
«Идиот!», полувслух буркнул Серёга и сам взял необходимое. Ничипор обиделся и ушёл от него к пациентке. Он погладил Анечку по голове и произнёс с прямолинейной душевностью: «Потерпи, Сергей Афанасьевич лучший псих-гинеколог всей области...»
— Ничипор, как вас зовут? — Анечка с трепетом верхних, нижних, больших и малых губок своих смотрела на готовящегося сделать ей укол «Сергей Афанасьевича».
— Николай Гаврилович! — отреагировал смирно Ничипор и полез к ничего кроме доктора не замечающей пациентке в отворот её миниатюрного топика.
— Николай Гаврилович, что же мне делать!? — неожиданно обнаружила невесть откуда взявшееся своё знакомство с классиком Анечка и вскрикнула: — Ай!! — укол всё же был, оказывается, необходим.
— Ничего-ничего!... — утешил, как мог, её тёзка раннего Чернышевского, со всей мягкой косолапою нежностью сжимая маленький шарик груди в своей лапе. — Тебе как раз ничего делать не нужно — пусть Серёга сам там пыхтит, а ты релаксни и расслабься по максимуму. Не заметишь, как всё и закончится!...
Он нащупал крошечный выступ соска и, приподняв над ним палец, стал ласково тискать навершие мягкой подушечкой. Сосок стал нарастать, эрегируя.
— Ой, всё заморозилось, кажется! — Анечка, наконец, похоже, вырвалась из цепких объятий страха и чуть ожила. — Доктор, Сергей Афанасьевич, я не чувствую письки! Что скажет любимая мамочка — куда мне ебаться всю жизнь?
— Анечка, закрой рот до конца операции, ты мне мешаешь! — Серёга не любил издевательств над своею профессией: каждую операцию он переносил так, будто она совершалась на его собственном теле, и радовало сейчас его лишь одно — угомонившийся напрочь на время «стояк». Впрочем, сегодня действительно, похоже, везло. Фиброз плевы оказался настолько развитым, что даже крови почти не было. Серый без осложнений завершил операцию, сменил салфетки, вымыл руки и вновь вернулся к распахнутым створкам.
— Необходимо полежать пятнадцать-двадцать минут. Мне нужно пронаблюдать выход из анастезии.
Он придвинул одно из посетительских кресел чуть ближе, устроился в нём вполоборота к разверстой клиентке, взял свежий номер газеты со стола и с наслаждением, наконец, закурил.
— А поцеловать!?! — тут же очнулась была притихшая под уже обеими забравшимися ей в топик лохматыми руками Ничипора Анечка и продолжила валять