Дурочка на чёртовой карусели. Часть 4

и так, сминая их, выплеснулся в неё и тут же засопел на спине.

Как в полузабытьи, она сперва лежала, затем тщательно мылась под душем пытаясь смыть вернувшееся безрадостное прошлое. Сидела на краю кровати и изучала храпящего мужчину, ходила на кухню, кружила по дому, не находя места себе, бессонной от множества мыслей. Крутилась в постели и рядом с ним, горячим, и в другой комнате на диване — она так и не заснула.

— Ты не спишь, у тебя ресницы дрожат, и дышишь ты не как во сне, — растолкал он её, притворяющуюся. — Ты что здесь, телевизор ночью смотрела? Пойдем завтракать. — Саша... — позвала она его, уже скрывшегося за дверью. — Поговорим. Довольный, он вернулся: — Соскучилась? Хочешь о гастролях рассказать? Она отвела обнимающие её руки: — Нет... Нет... Я... уйти хочу. Отпусти меня, Саша! Дай уйти! Улыбка ещё держалась на его губах, а руки ещё продолжали её обнимать, но у него уже менялось выражение лица. — Саша, послушай... — Что-то случилось, — даже не спросил, а утвердительно произнес он. — Что же? — Нет... то есть... конечно, нет... ничего. — Раз ничего, то и говорить не о чем! Всё! Поговорили! Я — завтракать. Ты идешь? — он вышел. Безвольно лежа, она упрекала себя, что не так и не то говорила, и снова боялась, и позволила управлять собой.

Она оделась, собрала небольшую сумку и направилась к выходу. Она даже вышла из дома под его мрачным взглядом, но дошла только до ворот. Путь ей преградил шофер. — Вернитесь. Говорите с хозяином. Если он разрешит — пойдете. Он не велел мне вас... выпускать. Она вернулась и присела на пуфик у входной двери. Александр спустился и стал переобуваться. Хотел выйти, не разговаривая с ней, но она, пугаясь собственной храбрости, заступила ему дорогу. — Я хочу уйти... — пощечина свалила её на пол, сумка отлетела далеко в сторону. Пока он тащил её наверх в мансарду, она вспоминала, что подобное с ними уже было, да, давно ещё весной, когда она также хотела освободиться. Кажется, она даже стукнулась о тот же угол кровати, как и тогда, отшвырнутая им. Он встал над ней: — Если есть что рассказать — рассказывай! (Специально для — Она с опасением едва посмотрела на него, пытаясь взглядом не выдать себя. — Гастроли, значит... Осмелела! Сама скажешь, кто такой смелый, или я сам его вычислю? — Никто,... нет никого, — пугаясь его внезапной догадки. — То-то я смотрю: ночью как деревянная, и лицо опять недовольное... Хорошо потрахалась там, милая? Хотел шопинг тебе устроить — порадовать мою Лизаньку, чтоб лицо не кривила. Будет тебе шопинг! Он порылся в тумбочке и приковал её, неподвижную, как и тогда, наручниками к кровати. На её отчаянный вопль ему в спину «как же я тут весь день?» сперва, не слушая, вышел, затем, вернувшись, бросил в неё ведром, чуть не попав ей в голову. Она посидела немного в столбняке и заплакала.

Звонили дважды (её телефон остался в джинсах и не выпал). Директор,