День не задался с самого утра. Накануне Савва отмечал на работе свой день рождения. В подарок от коллег он получил навороченный японский будильник. Незамедлительно были проведены испытания. Будильник — футуристический гэджит кислотно-лимонного цвета — демонстрировал разнообразные чудеса, заложенные в него изощренным технологическим умом: выдавал оглушительные полифонические мелодии, вибрировал как сумасшедший, подпрыгивал, мигал и громко кукарекал, включал сирену и яркий прожектор. Разве что не сцал кипятком и не делал клиенту харакири. Но и без попытки харакири было очевидно, что он способен поднять на ноги любого человека в любом состоянии кроме, быть может, одного исключения — если тот был трупом. Будильник стоил каких-то бешеных бабок, а основным спонсором, как намекнули Савве, была его начальница Клаудиа Штольц.
Подарок был со смыслом. Савва, попавший после окончания провинциального университета в глубинке России в московский филиал известной немецкой фирмы после зубодробительного отбора, смог выдержать конкурс и, тем более, удержаться на работе только благодаря своему незаурядному техническому таланту и приличному немецкому. Его утренние опоздания были притчей во языцех и предметом постоянных разборок с шефом отдела экспериментальных технологий фрау Штольц. Все типичное для немцев было возведено в молодой и симпатичной в общем-то фрау Штольц в квадратную степень — она была сверхбелобрысая, сверхцелеустремленная, и, естественно, сверхпедантичная. Она просто бесилась, хотя и старалась этого не демонстрировать, когда в понедельник утром на совещание, которое начиналось ровно в девять и ни минутой позже, вползал где-то в пол-десятого, а то и ближе к десяти, виновато понурившийся Савва.
— Bitte, — сухо кивала фрау на единственный пустующий в кабинете стул. — Ви опят опоздали, Сава, — говорила она со своим сверхнемецким акцентом. — Я делайт вам последни предупреждений. Я ставит вопрос о сниматии вам бонус за квартал. И ви опят без галстук. — одетая в идеально отглаженную брючную пару фрау Штольц морщилась, как засохший лимон, а Савва виновато шарил рукой по рубашке, выуживал из кармана пиджака мятый галстук и быстро натягивал его на шею. Ритуал был завершен. Только после того, как он докладывал начальнице результаты своей работы за прошедшую неделю, глаза немки слегка разглаживались, а акцент становился не таким чудовищным.
Четверо молодых коллег Саввы по отделу — Иванов, Петров, Сидоров и Кошкинд — выходили после совещания покурить и ожесточенно спорили, когда белокурая бестия наконец-то выдаст Савве волчий билет.
— Еще пару недель потерпит и выпрет нахрен, — уверенно предрекал интеллигентный очкарик Иванов.
— Не, — рассуждал лощеный Петров, — конца квартала дождется, когда бонус делить будут. Ей же его доля достанется.
— Фигли ей та доля, она сама в доле, — уверенно вмешивался всегда все знающий коротышка Сидоров. — Она ж племянница Лемке, вице-президента компании. Зуб даю, у нее пакет акций нехилый, на хрена этой козе Саввин баян. Тем более, по работе к нему предъяв нет.
— Таки уже и нет предъяв, — ревниво вмешивался Кошкинд. Он был самым головастым и самым старшим из всей пятерки сотрудников отдела, успел эмигрировать после МГУ на историческую родину, но вскоре почему-то