хорошо. Вот только, черт побери, квасок позабыли, да ничего.
Он приоткрыл дверь, и что есть мочи заорал: «Верка. «А когда та откликнулась, сказал ей, чтобы принесла кваска.
— Что еще заходик, — мы вновь отправились в парилку. Поначалу я отхаживал Петровича веников, а затем он предложил мне ложится на полок. Но только он взмахнул веничком пару раз, как в предбаннике послышался шум и в следующее мгновение в парную открылась дверь:
— Ну, как вы тут, не совсем еще упарились? — раздался задорный голосок Веры Ивановны.
— Ты что, совсем ополоумела, хочешь так давай входи, а не выстуживай нам тут, — совсем обыденным голосом отчитал ее Петрович.
— У вас теплее, — и дверь захлопнулась.
До этого я лежал, уткнувшись лицом в руки, так было легче дышать, а теперь из любопытства, чтобы увидеть в каком виде вошла Ивановна, бросил взгляд на дверь. Он стояла в белой, почти до самого пола рубахе, в одной руке держала кувшин, а во второй ковшик.
— А вот вам кваску принесла, — и она плеснула из кувшина в ковш и протянула Петровичу.
— Сначала гостю, — и тот передал ковш мне. Несколько смущаясь своей голой жопы, я почти что, не поднимаясь, отпил добрую половину и протянул ковш обратно Петровичу. Тот тут же долил в него еще воды и вылил затем все это на каменку. По парной потянуло свеже испеченным хлебом.
— Верунь, попарь нашего гостя, а я чуть отдохну, — и Петрович вышел в предбанник.
— Ох, я тебя попарю, — и Вера Ивановна принялась поддавать на каменку воду. От жара казалось, что сейчас кожа волдырями пойдет. А она принялась еще меня и вениками охаживать, да еще и в две руки. Не вытерпев, я не обращая внимания на приличия, соскочил с полка, и уже только внизу прикрыл свое причинное место руками.
— А чего же так слабо, — с искренней разочарованностью в голосе поинтересовалась Ивановна. Я хотел было начать оправдываться, но так и остался с раскрытым ртом и вылупившимися глазами. Толи от пара, толи от пота, но рубаха на ней была абсолютно мокрая и теперь облепляла ее тело, повторяя каждую складочку. Левой плечо сползло по руке, почти полностью обнажив грудь. Да еще и материя стала почти прозрачной, и теперь сквозь нее отлично просматривались темные ореолы сосков и пушок внизу живота. Опомнившись, я в смущении опустил глаза.
— Глянь, смущается прям как девица, — и она откинув веники в сторону вплотную придвинулась ко мне. Взяв меня за подбородок она заставила меня поднять голову вверх. — Аль голых девок не видел, — уже с некоторой издевкой, поинтересовалась он.
— Ну, видел, — не совсем понимая куда она клонит, ответил я.
— И с такими грудями, — и она продолжая удерживать меня за подбородок одной рукой, второй высвободила свою грудь. Ошалевшими глазами я уставился на ее крупные соски.
— Ну, как, лучше чем у Зинки? — и она высвободила вторую грудь.
Упоминание о старом грешке вернуло меня на землю и