курточку. Она опустила брительки своего топа, достала груди и стала легонько разминать их. Груди у неё были загляденье — небольшие, прекрасной округлой формы, белые по контрасту с остальной загорелой кожей, с небольшими кружками вкруг сосков, с большими круглыми сосками, которые так и хотелось взять в рот. А Марина уже прикрыла глаза, заводясь всё больше и больше. Я тоже подходил к концу. Елена же была ещё далека от конца. Но ей было очень хорошо — по тем стонам и визгам, которые она издавала. — В ротик хочу! Кончи мне в ротик, милый:
Я быстро вынул член и перебрался к елениной голове, она сразу же забрала весь член в рот и после нескольких охватывающих движений глоткой с наслаждением всосала в себя всё, что я выплеснул из члена.
— Уф, здорово: Ты — просто чудо:
Тяжело дыша, я уселся на диванчик кухонного уголка. Я чувствовал полное удовлетворение.
Это был совершеннейший конец. Больше в тот день я не смог бы ничего, даже под страхом казни через четвертование. Смутно помню, как улёгся спать на неразобранном диване в одной из комнат.
Утром женщины не выходили из спальни. Что они там делаи, я не знаю. Быстро умылся, хватил граммов пятьдесят водки и покинул квартиру. Поймал такси — и в девятом часу я дома.
2
Последующие несколько дней прошли удивительно спокойно. Елены не было на работе — сначала она ездила в налоговую, затем в таможенный комитет, затем полетела в Лондон, где наш генеральный вёл какие-то переговоры.
Без руководства жизнь фирмы текла размеренно. Тем более, что баланс сдан, документы хотя и поступают, но не проводятся. Что-то вроде каникул. Утром — включение серверов, затем чай с бухгалтершами, помощь в употреблении программной продукциии Майкрософт, затем обед — опять же бутерброды с бухгалтершами, и лёгкий отдых с трёпом до окончания рабочего дня в восемнадцать часов. Елена два раза звонила из Лондона — спрашивала какие-то цифры. Ей отвечала Вера Михайловна — зам главного, женщина под шестьдесят.
Марина сразу после отъезда Елены исчезла в отпуск за свой счёт. Наши женщины говорили между собой, что она за баланс получила неприлично большую премию — пару штук баксов, вот и уехала в Испанию. Я, к своему величайшему удивлению, на третий день после того, как мы этот баланс сделали (ну и всё остальное тоже), был вызван в каморку к зам главного бухгалтера, и там мне Вера Михайловна вручила конверт, в котором было семьсот тридцать пять долларов.
Как-то вечером, я выключил всё и собирался уходить. Секретарша директора Оля ещё была у себя. Я зашёл к ней, мы начали болтать о всякой ерунде, я попросил кофе. Я начал понимать, что моё положение в этой фирме как-то изменилось — мой статут негласно повысился, и существенно повысился. Поэтому я уже мог без стеснения войти в приёмную генерального и напроситься на кофе у его секретарши Олечки (рассказ Елены о ней я помнил).
Олечка была одета в тонкую чёрную блузку и короткую серую блестящую юбку. Усевшись перед