ужин, стараясь стучать каблуками как можно тише (воспоминания о случае с соседкой из нижней квартиры всплыли в ее памяти, и Настя представила себе, как та сидит сейчас тремя метрами ниже, и, вслушиваясь в цокающие звуки у себя над головой, пытается понять, что же там делает Настя). Сделав себе пару бутербродов с колбасой и сыром и намыв немного овощей, Настя разогрела чайник. Ни на что большее она сейчас ни была способна. Вернувшись в комнату с едой, она снова принялась перебирать каналы телевизора, уплетая бутерброды ...и запивая их горячим душистым чаем. Тепло, неподвижность и еда сделали свое дело, и на какой-то момент Настя забыла о своем безрадостном положении. На одной из программ показывали передачу об инвалидах. Выступал человек с исскусственными ногами:"Мы пытаемся жить, как и все нормальные люди... Невозможно всю жизнь ощущать себя ущербным, неполноценным человеком... Я долго тренировался, и теперь вы с трудом сможете отличить меня от других прохожих на улице...» Настя не могла понять, почему она так сопереживает этому молодому парню. Да ведь она сейчас такой же инвалид. Беспомощная, не может толком ни ходить, ни сидеть, нужду справляет нечеловеческим способом, обречена скрывать свое тело с головы до пят. На глаза у нее навернулись слезы, ей было жалко этих калек, но в первую очередь — себя. Не в силах более смотреть на безногого улыбчивого мужчину, она переключила канал, но ее все еще продолжала терзать мысль:»... во что же ты себя превратила, Настя? Своими руками по доброй воле сделать из себя калеку...» Ей захотелось заглушить чем-нибудь дурные мысли в своей голове. Заглянув в бар, она нашла там только переполовиненную бутылку мартини. По праздникам и вместе с одногруппниками она пила до сих пор только вино, но знала, что вермут слабее коньяка и водки, и решила, что сойдет и он. Отвинтив красивую пробку, она двумя руками неумело запрокинула бутылку и сделала глоток прямо из горлышка. От неожиданного вкуса и ощущения тепла в пищеводе она слегка поперхнулась. Сделав еще несколько хороших глотков, она опустила бутылку на стол и осталась стоять так, пошатываясь на неустойчивых шпильках и прислушиваясь ощущениям внутри себя. Вскоре тепло из живота разлилось по всему телу, появилась приятная легкость, печаль сделалась грустью, а та вскоре исчезла, уступив место какому-то меланхоличному умиротворению. С непривычки ее хорошо разобрало, и шатало так, что приходилось переставлять ноги, чтобы не упасть. В конце концов она села на диван и с полузакрытыми глазами продолжала смотреть телевизор — теперь ей было все равно, какой канал смотреть, все было ей хорошо.
Она сидела так до полуночи, затем умылась (включая интимный женский туалет) и, с трудом расстелив свою белоснежную постель, легла спать. Свежее белье приятно окутало ее тело. В теле еще плескалось тепло от выпитого, заполнявшее ее от макушки до кончиков пальцев. Она сожалела, что не может ощущать прохлады простыней босыми ногами, сон в обуви