Кровавая оргия

от нечеловеческого вопля. Я разлепил веки. В полуметре от меня, как две бронзовые стопы Колосса Родосского, из воды выходили две загорелые, облепленные мокрыми черными волосами ноги. Белый облачный зад над ними с двумя отчетливыми ямками от напряжения мышц позади бедренных сочленений равномерно раскачивался, сладострастно замирая в крайних точках. Коричневый, влажный пенис, похожий на чудовищно распухшего дождевого червя, с плотоядным хлюпаньем входил и выходил между двух белых гибких бедер, загнутых вниз, к воде — ягодицы приносимой в жертву лежали на самом краю стола, а с его противоположной стороны, свешиваясь почти до воды, влево и вправо, издавая одичалые вопли, прерываемые неописуемым рычанием, моталась на откинутой назад шее ее голова с безумными глазами и искаженным ртом. Полдюжины «жрецов», ожидая своей очереди, топтались тут же, терзая своими руками ее груди, плечи, живот, тыкались напряженными, с проступившими каплями спермы членами в ее бока. Другие, бродя по залу, подбирали бутылки, пили, мастурбировали, будоража измочаленную плоть для нового захода.

Прогнувшись и замерев с открытым ртом, бронзовоногий гигант кончил и, вытащив дряблеющий, влажный, задыхающийся в последних конвульсиях член и держа его в руке, словно некий вынесенный из горящего храма общенациональный трофей, поплелся прочь, выхватил на ходу из воды бутылку и, отбив горлышко, начал жадно пить.

Следующий из них, парень лет тридцати, с которым я во время круиза не раз играл на верхней палубе в теннис и который все время изображал из себя местную ипостась Клода Ван-Дамма, внезапно упал перед разверстым лоном девушки на колени и принялся с чмоканьем вылизывать промежность, вздрагивая и задыхаясь. Потом, почти в прыжке, вогнал в нее свой инструмент и начал безумный танец, задирая почти ей на грудь правое колено и толкая так, словно хотел распороть пенисом живот. Она выла и хрипела, и я недоумевал, как в этой грудной клетке, казавшейся совсем субтильной, умещалась такая сила, и неожиданно понял, что эти скоты всем стадом довели ее, женщину с получасовым всего стажем, до самого озверелого оргазма.

Господи, ведь это я привел ее сюда, я, которого она называла «СВОИМ МУЖЧИНОЙ»! Господи, Господи, может, это и к лучшему? Она больше не человек, она сейчас всего лишь секс-машина, воющее, заливающееся чередой оргазмов чудовище, без мыслей, без страха, без осознания неотвратимо надвигающегося конца. Она уйдет из жизни, не осознавая того, затопленная каскадами сладострастных спазм, погрузившись в блаженное беспамятство, которое Бог почему-то даровал только женщинам.

Господи, Господи, зачем ты дал нам, мужчинам, наш безжалостный рациональный мозг, трезво и безотказно переваривающий этот мерзкий мир до самого последнего момента, вплоть до самой невыносимой муки? Почему ты не ниспослал нам милосердия забытья? Я нашел глазами бронзовоногого гиганта и увидел, как он тоскливо, явно мучимый ...нарастающим отчаянием, по колено в воде бродит у дальней стенки бара, все еще держа в левой руке свой съежившийся член, а в правой — бутылку с отбитым горлышком. В этот момент девушка под напором атлета взвыла