Но «завтра» я не приехал. Моё наваждение исчезло наутро, породив чувство вины перед моей второй половиной. И как я мог так поступить? Как я мог, не задумываясь о правильности своего поступка, позволить любопытству и похоти управлять мной? Это не должно было повториться. Желательно — никогда. И, тем более, без моей инициативы. И вообще, о какой инициативе вообще идёт речь?
Касание... второе... третье... Издевательские, по внутренней части моей руки, ведь я имел неосторожность закатать рукава рубашки, так, что хочется закусить губу от отчаяния. Мы на виду, и так слишком, на мой взгляд, близко... Он рядом. Снова.
Иногда мне на самом деле хочется вникнуть в него, проникнуть, чувствуя горячую кожу его под холодными своими пальцами, под ласками августовской прохлады, под гнётом вечернего света, мягко ложащегося на плавные изгибы тел. Но для этого нужно быть не здесь. И всё-таки, наверное, не мной.
Дыхание. По шее, по раковине уха, я чувствую его близость, и сердце гулко стучит в висках, он кладёт руку на моё плечо, я... спокойно высвобождаюсь. Делаю то же, что делаю всегда, что делаю каждый раз в течение вот уже почти полугода с момента нашей первой встречи, делаю осознанно, не желая всё усложнять. Он вовсе не настойчив, и, видимо, не так уж и спешит, он безупречно молчалив, и каждый раз я вижу его спину на лестнице. Его, и кого-нибудь ещё, кто безмолвно и покорно следует за ним на третий этаж, в ту самую комнату.
Никакой регулярности — я мог встретить его, мог не встретить. Иногда больше месяца относительного спокойствия плавно проходило мимо, но никогда за всё это время я не встречал его здесь с женой, даже не видел его с женщиной, что стало казаться мне странным, и ещё периодически я уворачивался от жарких объятий в тесных закутках Клуба, а сам гнал от себя исключительно безумные мысли, что посещали безвольную голову в минуты моей слабости.
И все наши мимолётные встречи, не считая его посягательств на моё тело, проходят будто по одному сценарию. Ему всегда очень хочется сказать «Исчезни!», или «Скажи что-нибудь!», или «Иди к чёрту!», но, втягиваясь в совершенство безмолвия, окутавшее нас, так не хочется нарушать его такими нелепостями, поэтому, так и не получив моего одобрения, он всегда удаляется обратно — в гущу толпы, за новой добычей. А я сжимаю до сведения мышц его платок в моём кармане, чтобы на кончиках пальцев остался его почти выветрившийся запах, ревностно храня память о той безудержной ночи, и корю себя иногда за излишнюю моральную стойкость, наблюдая, как губы моей благоверной встречаются с чьими-то чужими губами...
Игра продолжается дальше. Пока я веду в счёте, но надолго ли меня хватит?
Мне хочется верить, что она не замечает его тени за мной, не видит моей нервозности, когда мы возвращаемся туда, не думает о том, как я свободно вздыхаю, когда он находится вне поля моего зрения. Я прекрасно обхожусь без