Снегурочка

Топили плохо, и в зале, где была установлена новогодняя елка, стоял холод. Допервого представления оставалось несколько минут, и мы со Снегурочкой сидели в отведенной нам комнате, чьем-то рабочем кабинете, кутаясь, она — в свою натуральную светлую шубку, я — в дубленку. Говорить было не о чем, так как работали мы с ней впервые, поэтому молчали. Судя по тому, что время от времени она начинала в который раз просматривать сценарий, она, видимо, немного нервничала, и от этого ее маленькое симпатичное личико становилось еще бледнее. Ее мне всучили в бюро добрых услуг накануне, когда я узнал, что Валя, моя многолетняя партнерша на новогодних детских балах, загрипповала и не сможет работать со мной. Hовую звали Аней.

Летом она закончила среднюю школу и теперь сидела дома, не имея возможности найти себе постоянное место работы. В старших классах она занималась шефской работой с детьми, поэтому, не раздумывая, откликнулась на объявление в газете о наборе бюро снегурочек на время рождественских и новогодних праздников.

— Вам пора, Анечка, — обратился я к ней, постучав по циферблату пальцем.

— Боже, как не хочется снимать шубу! — воскликнула она, сбрасывая с плеч искристый мех. — Бр-р, холодина. За работу в таких условиях нужно платить вдвойне — за вредность. В своем белом наряде, невысокая и худенькая, с милыми завитыми локонами золотистых волос, она казалась совсем девочкой, и лишь приподнятые горки ее грудей говорили, что это не совсем так. Я посмотрел ей вслед и невольно залюбовался ее ладной, легкой фигуркой со стройными ножками балерины и небольшой рельефной попочкой, затянутой в безупречно белые колготки и прекрасно обозреваемые под современным нарядом сказочной героини. Меня так и потянуло сорваться с места и погладить белоснежные половинки удаляющейся партнерши. До моего выхода оставалось еще довольно много времени, и я решил использовать его с толком. Она, как всегда, лежала на левой груди, небольшая плоская фляжка с отборным армянским коньяком.

Я отвинтил пробку и, блаженно зажмурив глаза, сделал несколько маленьких глотков пахучей жидкости. Вернув сосуд на место, я почувствовал, как по моему телу разливается возбуждающее тепло. Теперь холод был не страшен мне. В работе Анечка-снегурка была сама непосредственность: она плясала, прыгала с детьми, водила хоровод и ее голубые глаза искрились неподдельным весельем и радостью. Я, как и подобает настоящему Деду Морозу, вел свою партию степенно и важно, порой чувствуя, как беспокойно ведет себя то что было спрятано у меня под полами ватного одеяния и более интимной части моего гардероба. Вначале я не мог понять, что заставляет мое либидо вести себя таким образом, а потом наконец до меня дошло: в Анечке возбуждало несоответствие ее поведения, пусть и наигранного, и исходящей от нее сексапильности. Подобное со мной за несколько лет моей работы Дедом Морозом случалось впервые. Короче, к концу первого представления я был настолько очарован и возбужден ею, что принял твердое решение добиться ее расположения, Потом мы снова сидели в