карусели, накатывая уже третий круг. Водители пялились в окна, высматривая, кто это такой со мной сидит.
— ... А давай выйдем тут? Смотри, какая благодать! Ты ведь не спешишь? Заодно и перекусим. — Что? Прямо вот так? — Майя рассмеялась, показав на себя.
И мы вышли в буйную зелень парка.
— Не наешься краски? — спрашивал я, наблюдая, как Майя жадно поглощает шашлык. Черт подери, какое все-таки приятное занятие — угощать девушку, голодную, как тигр!
Она сидела напротив меня. У нее было нежное, нервно-переменчивое лицо, на которое хотелось смотреть долго, как на воду или на огонь. Майя казалась худенькой, но я видел, что краска, сверкающая на солнце, зрительно утоньшала ее тело, делая его хрупким и ломким. Ее платье оттопыривалось вперед, открывая закрашенный верх тугой груди...
На нас, конечно, пялились, как на инопланетян. Майя выглядела эффектно: ее кожа блестела и играла на солнце, как настоящее серебро. Люди смеялись и фоткали нас; и потом, когда мы гуляли по аллеям, за нами тащился эскорт зевак.
— Не смущает народная любовь? — спрашивал я. — Ничего, даже весело, — смеялась Майя, отвешивая зевакам церемонные поклоны. — Актриса не должна стесняться, когда на нее смотрят. Это отличный тренинг... — А когда можно будет на тебя пойти? — Вот как раз завтра премьера... Ой! Но тебе туда лучше не надо. Не ходи, ладно? И зачем я тебе сказала? — Приду, конечно, — и не надейся, что не приду. — Да? Тогда я тебе контрамарку на входе... Скажешь, что это ты. Только... — Что? — Ничего. Увидишь. — Майя рассмеялась, закрыв лицо руками. — Может, снимешь парик? Солнышко вон какое! — Это не парик. Это мои волосы, только в краске... — А какого они цвета без краски? — Рыжие. Натуральные, без хны. Я природная рыжая бестия, — смеялась Майя, показывая жемчужные зубки. — Никто не верит, что это мой цвет. И ты не поверишь — завтра, когда увидишь... Мне вообще редко верят. Не верят, что я актриса, не верят, что мне восемнадцать лет... Когда меня нашли на улице — семь или восемь лет мне было, — не верили, что я забыла свое имя... Забавно, правда? Доктора потом сказали, что у меня амнезия. Они говорили, что она пройдет когда-нибудь, — но я так и не помню, что было до семи лет... Никто не знает, как я попала на улицу, где моя семья, мои родители... Помню себя вот с этого момента: меня нашли, кормят, купают... Меня назвали Майей, потому что нашли в мае. И день этот объявили днем моего рождения. Потом я жила в приюте... Там хорошо на самом деле, меня очень любили все — и воспитатели, и дети. Там ведь все дети бездомные... Это приют при одной американской церкви. Там же я стала учиться. И чуть ли не сразу полезла в актрисы. В восемь лет я уже изображала статую, а потом играла там, наверно, в двадцати спектаклях, — сама же их и ставила. А потом к нам приехал