Женатый мужчина

она звала мамочку, сказала все междометия русского языка, из чего я разобрал только «милый» и «еще»...

Когда все кончилось, она долго вжималась мне в плечо, сотрясаемая всхлипами, похожими на истерику. Ее коготки впивались мне в спину и в шею, но я терепел и гладил ее по мокрой дрожащей спине и голове. А она шептала в мокрое от слез плечо:

— Ну что же ты со мной делаешь... я ведь теперь все время тебя хоч у... у меня сын, не могу же я... милый...

Тогда я понял, что люблю ее, как никогда никого не любил. И никогда не смогу ее забыть, всю жизнь мне теперь будет чего-то не хватать. И уж совершенно непонятно мне теперь было, что со всем ...этим делать. Она спала, а я сидел и думал. Думал, что третий день закончился и осталась еще половинка, что часа через три (где-то далеко в Хельсинки) техники начнут проверять бортовые системы серебристой птицы-самолета, он взовьется в небо и нацелится клювом на... И уснул, не додумав до конца... Под нами плыли сполохи сигнальных огней, плыли сплошные облака, похожие на гигантский мозг планеты Солярис. Я пошевелился в кресле. Все разговоры были уже позади — там, на земле.

... — Ты меня любишь? — она смотрела серьезно, пальцы барабанили по сумочке. — Да.

— А женился бы на мне сейчас? Если бы все вернуть?..

— Да.

— Мы еще увидимся, милый?

— Мы будем встречаться, обязательно, — ответил я как мог более серьезно, но поскольку врать очень не хотелось, молча добавил про себя — во сне. Впрочем, она и так все понимала. Ее ждал дома муж, которого она, по-видимому, по-своему, но все-таки любила. Меня, может быть, ждала жена. «Попрыгунья-стрекоза лето красное пропела...» — вспомнилась мне злобная рассказка... Ненавижу муравьев... И впервые в жизни словосочетание «женатый мужчина» показалось мне неестественным и вычурным, уродливым несмываемым пятном. Замерзшая стрекоза сидела в следующем ряду через проход и, зябко кутаясь в воротник свитера, молча, смотрела в окно. Но едва ли она что-то там видела.

Как всегда, когда мой возлюбленный возвращается домой днем, в тот день он опять зашел в детский сад за своей дочкой. Я ждал их выхода за углом, в очередной раз обдумывая свое ужасное, по сути дела, положение. Корчась на пике вожделения и отчаяния, я за последние дни все чаще приходил к мысли, что нужно искать какой-то выход из ситуации. Прекратить приходить сюда (вернее, добираться на четырех видах транспорта) — это выше моих сил... И исхода не находилось. Я уже не хотел ничего — ни дружбы его — простой, человеческой, мужской дружбы, ни обладания им — об этом я вообще никогда не мечтал, я хотел, чтобы он только один раз обратился бы ко мне, личности, Толе Нестерову, а не к безымянному клиенту. О, я был скромен, как видите! И провидение вознаградило меня.

В первый раз за все эти дни мой милый, забрав дочку из садика, зашел с ней в