начале движения, где головка члена, наезжая на ее чувствительное место, как бы говорила: «Здравствуй, Клитор?». А тот, слегка оправясь от нахлынувшей вязкой похоти, как бы отвечал, заикаясь; «Привет, Питон1». Федор любил елозить членом по самому краешку ее дырочки, разжигая полноту сладострастия, но распаляясь сам, приподнимая ее таз чуть выше, тут же забивал в ее «пещерку» такой клин, что яички его сразу же восклицали: «Ого! Побойся бога, хозяин!».
Любил он и медленный секс, положив ее на себя так, чтобы таз покоился на тазе и она сама надевалась и снимаясь с него. Когда женщина так работает, то ему чудилось, что он в раю. Он обожал секс на боку. Он вводил «молодца» сзади, прямо в ее отверстие, зажимал своими ногами ее ноги, прижимал ее попу к своему тазу так, чтобы «Мальчик» утопал в самой дальней точке глубины «окопа», а потом начинал извлечение объекта, производя это по — садистски медленно. Но потом он постепенно убыстрял темп, доводя его до бешеного галопа, ударяя с такой силой тазом по ее круглой попе, что, казалось, они сломают друг другу все кости, работающие в этом режиме. Он очень любил целовать ее «Там», вылизывая и отсасывая содержимое пещерки, ей было от этого до чертиков хорошо, она стонала не от боли, а от необыкновенного наслаждения, которое многие называют любовным угаром. Еще не было случая, чтобы начиная секс, он ограничивал их совместную работу на этом поприще, заявляя, что устал.
— Самец уставать не должен! — часто шутил он, отвечая на ее просьбы слегка передохнуть. Он работал в постели на износ, ни сколько не щадя себя, а заодно и ее. Это он говорил, что жена, вставая после секса с мужем в постели, должна шататься из стороны в сторону, идя по квартире. Иначе, какой же тогда он «Самец», который не смог оттрахать самку до изнеможения. И все же он стал замечать, как жена стала с интересом поглядывать на других мужчин, как бы ища того, чего не смог дать ей ее любимый муж. Он понимал это, так как и у него появлялись такие мысли, так точно названных народной мудростью, что в «Чужую бабу черт меду кладет». Вот почему ее стал интересовать этот женолюб Стас Калиневский, а Федора — его жена несравненная ни с кем его красавица Каролина. И они в страхе ожидали эту приближающуюся половую бурю.