спать можно было сколько угодно.
В полдень меня разбудил запах яичницы с беконом. После завтрака Син попросила меня сходить за вином и водкой, так как вчера мы уничтожили все запасы.
Когда я вернулся, она была накрашена и одета во вчерашнюю обтягивающую черную кофточку и черные блестящие чулки.
Я, признаться честно, намеревался продолжить наше вчерашнее занятие ближе к вечеру, а никак не в два часа дня, но мой член, «увидев» черный треугольник волос, ярко выделяющийся на белой коже в рамке из черного джерси и нейлона, все решил за меня. Я поцеловал Син и одновременно притронулся к ее ягодицам, чтобы проверить, зажили ли хоть немного шрамы от ремня.
Когда я проводил пальцами по нежной коже, Син ежилась и вздрагивала от удовольствия, не переставая тереться об меня лобком, что тоже не настраивало меня на целомудрие.
— Я плохо вела себя вчера на кресле, — сказала она. — Я собираюсь загладить свою вину.
— Все прекрасно. Ты была великолепна.
— Нет, я совсем не думала о тебе. Я чувствую себя виноватой. Позволь мне попробовать еще раз.
Давненько женщины не просили у меня разрешения заняться со мной любовью. Я позволил ей раздеть себя и усадить в кресло. Она налила нам водку со льдом, поставила стаканы на столик рядом с креслом и забралась на меня.
— Я не готов, — признался я.
— Все будет в порядке.
Она повторила вчерашний трюк с вином.
Этот алкогольный поцелуй и жар, который шел из ее влагалища, начали приносить результаты. Она поцеловала меня в нижнюю губу, поглаживая и пощипывая мою грудь тонкими пальчиками, потеребила мои соски и вдруг достаточно сильно схватилась зубами за один из них. Я вскрикнул.
— Больно? — спросила она. Я потер грудь:
— Немного.
Она подняла кофточку, обнажив соски, и сказала:
— Что ж, отомсти мне. Я укусил ее.
— Я сделала это сильнее.
— Ах, сильнее!
Я сжал зубы на ее соске. Син судорожно вздохнула, лукаво посмотрела на меня и провела ногтями по моей груди.
Я вскрикнул. На моей коже остались четыре параллельных царапины, из которых сочилась кровь.
— Поцелуй лечит все, — сказала Син. Она прошлась языком по ранкам, обработав каждую в отдельности, затем поднялась, сказав:
— А теперь антисептик.
И плеснула ледяной водки из стакана мне на грудь. Царапины жгло, но когда Син нагнулась и начала слизывать водку, я забыл про ...боль.
— Еще? Я кивнул.
— Смотри внимательно и не бойся.
Я смотрел. Она положила руку мне на грудь, согнутые пальцы напряглись. Я видел, как они оставляют полосы на моем теле. — Скажи: «Дальше». Напряжение нарастало и я сказал: «Дальше».
Я вскрикнул от боли, но мне было хорошо. На этот раз царапины были глубже, зато и больше пространства было для ее восхитительного языка, облизывающего мои ранки, и жадного рта, высасывающего из них водку. Продолжая лизать мою грудь, она взяла мой член за основание и погрузила его в себя.
Син сделалась неистовой. К тому моменту, как я кончил, я был весь в поту — своем и ее, а