свой коммуникатор, быстро написал краткое сообщение капитану, в котором указал, что у нас всё хорошо, сообщу, когда покупка будет завершена. Сообщение неохотно нырнуло в сеть, повисело, словно ожидая разрешения, а потом ушло, оставив только точку напротив сообщения. Я спешно выключил коммуникатор. Теперь я недоступен для всех, оставаясь наедине с Валерией, Джонни и пятьюстами десантниками, не считая экипажа.
— Ты боишься? — Виктория-Валерия мяла тряпку в руках, складывая, вновь разворачивая её. — Я ужасно боюсь. — Глубоко вздохнула. — Вновь очутиться на Территориях.
— Не боятся только дураки. — Мне действительно было очень страшно. Я же понимал, что будет, если нас обнаружат на корабле Конфедеративных сил. Джонни и его невидимые помощники сделают вид, что не знают нас, полиция Сил свяжется с местной полицией. А там всё будет на полную. И никуда не сбежишь. — Будем надеяться на удачу.
— Встать, смирно! Новобранцы? — Джонни весело гоготнул, увидев нас вытянувшихся с тряпками в руках. — Бросайте работу. Вам есть работа получше! Тряпки бросайте не на пол, а в это шкафчик. Да.
Он провёл нас мимо дежурного сержанта, охранявшего дверь с угрожающей надписью «Вход строго ограничен», спустил на два уровня вниз, толкнул дверь каюты. Одна большая кровать, два шкафа, система вещания, стоящий душ, санузел.
— Каюта для семейных. В нашей ораве бандитов женатых раз-два и всё. Как каюта?
— Спасибо тебе, Джонни. — Валерия подошла, поднялась на цыпочки, нежно поцеловала его в щеку. — Ты наш спаситель!
— Да, ладно. — Неожиданно смутился Джонни. — А у тебя, действительно, нет сестры или там у вашего капитана второй такой жены? Нет? Да? Жаль.
Оставшись одни, мы, не сговариваясь, сразу сели на кровать. От напряжения дрожали не только ноги.
— А я хочу есть. — Неожиданно дрожащим голосом сказала она. — Очень и очень хочу есть. — И ...расплакалась. Тихо, практически не слышно. Напряжение немного спало, её отпустило, открывая дорогу эмоциям.
— И я тоже. — Действительно чувство голода было таким обострённым, что момент спасения не был таким важным. Я притянул её к себе, прижал. Она плакала, затыкая рот, тряслась, накатывая на меня волнами прекрасно пахнущих волос. В другой ситуации, мне бы не надо было и думать. Но сейчас, я просто держал плачущую девушку в руках, а она плакала. Горько, навзрыд, но, всё-таки, неслышно. Ничего, пусть поплачет. Мне мама говорила, что плакать не стыдно. Стыдно ничего не чувствовать.
Так мы просидели где-то час. Уставшая от слёз, обессиленная, она улеглась в кровать как была, в форме, ремнях, только сняла ботинки. Я укрыл её, подоткнул одеяло со всех сторон. (Специально для — Она слабо улыбнулась мне в ответ, и тут же заснула, крепко обхватив подушку. Спала она беспокойно, вздрагивая во сне, то сжимаясь в крохотный бугорок, то зарываясь глубоко под одеяло.
Джонни вошёл, когда она уже проснулась и лежала, наблюдая, как я делал разминку. Напряжение не уходило, выпивки не было, пришлось снимать его физическими упражнениями. Оглядев меня, Валерию, Джонни поставил две большие сумки, завозился, вытаскивая пакеты.
—