Девушка. Бомжи. Помойка

Габриэловна шла к помойке. В руке пакетик с мусором.

Габриэловна, местная старушенция семидесяти восьми лет.

Местные старушенции собираются на лавочке возле третьего подъезда.

Не в этот ранний час. Обычно, после трёх часов дня.

Габриэловну, местные старушенции недолюбливают и за глаза называют обезьяновной!

Недолюбливают за то, что Габриэловна всякий раз рассказывает им про своего папу, который в детстве был председателем пионерской дружины! А потом был лично знаком с Долорес Ибаррури.

На этом месте своих воспоминаний, Габриэловна высокомерно говорит

— Я могла бы жить в сталинской высотке в Москве!

— Ну и уёбывай в свою Москву! — говорит Никитична, которая председатель местного комитета пенсионеров. Что ты с нами то, неотёсанными, общаешься!

Габриэловна глуховата и всякий раз переспрашивает.

— Пиздуй отсюдова! — отвечала Никитична и старушенции начинали хихикать

Габриэловна тоже хихикала, и вот за это, и получила погоняло!

И когда Габриэловна, постояв возле лавки со старушенциями, уходила, Никитична показывала ей в спину язык.

Габриэловна подошла к помойке. В руке пакетик с мусором.

В помойке рылись завсегдатаи: три местных бомжа и два шелудивых пса помойно-дворовой породы!

Пожалуй, всё же, пять бомжей!

Псы, в прошлой жизни, видимо, бомжевали!

Это Габриэловне так показалось сначала, что они роются. Но, когда Габриэловна подошла ближе...

Есть такой анекдот: на суде допрашивают свидетеля аморального поведения, парня и девушки, в парке

Свидетель, старичок — Иду я значит по парку, а эти двое в кустах, за лавочкой, ебутся!

Судья — Свидетель! Подбирайте выражения: не ебутся, а сношаются!

Свидетель — Иду я значит по парку, а эти двое в кустах, за лавочкой, сношаются. Подошёл поближе, присмотрелся. Не-а! Ебутся!

Ну вот, примерно тоже и с нашей Габриэловной!

Зрение, в отличие от слуха, у обезьяновны было соколиное!

Бомжи не рылись в помойке.

Бомжи, кого-то ебли!

Габриэловна шуранула пакет в мусорный бак!

Пёсики шарахнулись и ёбнувшись мордами в сетку — заскулили!

— Вы кого там делаете!?

Габриэловна видела между баками и между ногами бомжей чей-то голый зад, но принять очевидное не могла.

— Вы кого там делаете!?

— Уёбывай отсюда старая обезьяна, пока и тебя не оприходовали! — сиплым голосом ответил тот, что наяривал этот зад!

Но Габриэловна уже узнала, кому принадлежит зад.

— Я знаю тебя! Знаю в каком подъезде живёшь! И мать с отцом знаю!

Не прекращая натягивать, Фреди обернулся — Сука, старая обезьяна, тебе завидно? Хочешь, чтобы в твоей могиле покопались? Ну заходи сюда, папа Карла тебя отмудохает!

Из-за бака высунулся долговязый бомж, видимо папа Карла, и осклабившись беззубым ртом, прошамкал — Иди! Иди фюда фтафая! Натяну уф так и быть!

И Габриэловна стала протискиваться между баками!

Фреди даже трахаться перестал!

— Да твою могилу, старая, уже и оглоблей не прошибёшь! Чеши отсюда, пока я тебе не навалял!

Габриэловна вылезла назад и пошла прочь, шаркая и бормоча — Гандон штопаный! Чтоб у тебя хуй отвалился, гад!

Три бомжа, с утра пораньше, пока мало людей, пришли на свою мусорку и рылись в баках. Минут через пять, подбежали два опаршивевших пса и, приподнимаясь на задних лапах, заглядывали в баки. Бомжи, доставая пакеты, развязывали их и выворачивали, выискивая съедобное. Кое-что бросали псам.

Подошёл дворник — Фреди, чтобы чисто