Этот чудесный портал. Часть 20

Но со временем зарастет
Даже самая сильная рана.
Перемелется, заживет
Лишь оставив на сердце шрамы.

— Дорогой Жека, если ты насчёт наших переживаний по поводу наших же «жениханий» в Берлине и Париже, то уверяю тебя — у меня всё перегорело. Шрамик конечно на сердце остался, я же не совсем бесчувственный. Но больше меня волнует, как там в Южной Африке сейчас, как там наши немцы-пулемётчики, такие старательные. Послушались они моих советов и покинули тот жаркий край или нет...

А я закрыл глаза и представил... В жаркой синеве тамошнего неба планируют огромные орлы, их невероятно зоркие глаза видят букашек, которые движутся по земле вельда. А вот ещё более крупные букашки попали в «видеоискатели» глаз орлов, с этой высоты всё кажется мелким, а вот длинная гусеница... Но даже крепким клювам орлов не пробить эту железную гусеницу — бронепоезд, несущийся к Блюмфонтейну. А вот он рушится на полной скорости под откос — мы засели невдалеке и поступили как чеховские «злоумышленники», даже немного пошли дальше — просто открутили все гайки, соединяющие рельсы. И в этой параллельной реальности не было обстрела главного города Оранжевой республики.

И тут Жора, видимо очнувшись от воспоминаний нашей войны в том краю, прочёл:

Мы ад пройдем, в небеса воспарим,

Мы тех восславим, кто не предаст.

Поем отваге и храбрости гимн,

И слышит наша Африка нас.

А вот вторую нашу операцию мы с Жорой провели только вдвоём, иначе потом английская МИ-6 стала искать бы нас по всему свету с целью «замочить». Подрыв поезда с резервами и боеприпасами — никто так и не узнал, кто совершил это «невиданное злодейство», как окрестили газеты Лондона использование подрывной машинки, найденной в тайнике английского шпиона — владельца воздушного шара. И куда тот потом пропал — тайна за семь печатями. А вот что было на железной дороге...

... Проявляя солидарность с хозяином, подрывная машинка еле слышно скрежетнула, подмигнула Георгию искрой и послала разряд по проводам. Жорж, как его все теперь звали, словно дирижер, управляющий невидимым оркестром, взмахнул рукой и замер. Повинуясь его команде, на въезде в лощину раздался жуткий грохот, земля по обеим сторонам дороги вздыбилась и щедро окатила проезжающих по железной дороге людей смесью огня, камней и пыли. Разглядеть, что же происходило на дороге, было решительно невозможно: стена пыли, поднятая мощным взрывом пироклсилина, смешалась с выброшенной взрывом землей и окутала добрую половину лощины непроницаемой завесой.

Я навел монокуляр на место взрыва, но тут же убрал бесполезную пока игрушку в карман: в безветренном воздухе пыль зависла багровой шторой и, казалось, вовсе не собирается опадать. Из-за непроницаемой взору завесы наружу неслась жуткая какофония, состоящая из многоголосого ржания, панических криков, стонов боли и беспорядочных команд. Понимая, что поезду «амбец», мы быстро покинули насыпь возле железной дороги и ускакали, по иронии судьбы — на отличных английских же лошадях... И всё, тайна осталась тайной...

Жора конечно совершенно неугомонный, представляю как он крутился, будучи начальником над операми. Явно и сам влезал во все интриги и