На следующий день мне пришел букет цветов. Такой же, как тогда, в день первокурсника. Без записки. Но я теперь точно знала, чьи эти были букеты.
Денис Александрович теперь чаще попадался мне в универе. То незаметно сунет конфетку в руку, то коснется, проходя. Я не знала, как реагировать на него. Мне было приятно его внимание, и я позволяла так ему себя вести со мной. Профессору, конечно, не говорила об этом. Но он словно чувствовал что-то...
Ещё несколько раз Денис Александрович подвозил меня к Сергею Борисовичу после занятий. Мы непринужденно болтали, как старые знакомые. Он мне нравился, но больше, как друг. А он... наверно, хотел нечто большего. Прекрасно понимая, зачем везёт меня к профессору, он ещё раз однажды пригласил меня встретиться где-нибудь и посидеть вдвоем. Я отказалась, но потом чувствовала себя неуютно. И больше он таких попыток встретиться не делал.
Сергей Борисович всегда встречал меня прям около ворот, целовал как-то яростно и собственнически тут же, не заходя в дом, пока машина Дениса Александровича с визгом не срывалась с места.
— Не надо так делать! — однажды я возмутилась.
На что он затащил меня за ограду, развернул, снял штаны и вонзился в меня сразу, весь, сделав мне больно. Я полюбила принимать боль от него, но тогда было ещё и обидно. Я стала его куклой, которой он вертит, как хочет. Но он любил свою куклу и никогда не оставлял без оргазма.
Как только я возбудилась, он вышел и надавил на соседнюю дырочку. К такой встрече я не была готова, дернулась в попытке вырваться из его рук, но он спеленал меня в свои объятия и вошёл резко и сразу глубоко, пригвоздив меня к воротам.
— У тебя всегда есть шанс уйти, только ты им не пользуешься, — хрипло прошептал мне в ухо. — Мотылек мой... Ты сгоришь во мне!
Это кайф — отдаваться на милость любимого, зная, что он не сделает тебе ничего плохого. И когда я расслабилась и отдалась в его власть, я вновь ощутила всю сладость полной своей отдачи. Даже когда он дерет меня, берёт грубо, с болью, с криками, когда ебет, да, именно ебёт, а не занимается любовью... даже тогда я с уверенностью могу сказать, что он меня «отлюбил». От слова «любить».
— Скажи, ты хочешь этого доцента? — рычал, натягивая меня на член. — Ну?!
Я не могла ответить положительно: я не так уж и хотела Дениса Александровича, но тогда я вошла в раж, хотела сама нарываться... И закричала:
— Да! Да! Хочу, чтоб он меня отодрал!
Профессор остановился, развернул моё лицо к нему и заглянул в глаза. Он хотел видеть, что это неправда. И, надеюсь, увидел это.
— Вы же это хотите услышать?! Зачем вы так говорите?! — я вдруг испугалась, что он поверит моим словам, сказанным в запале. В моих глазах стояли слёзы.
— Я люблю тебя! — вдруг сказал профессор так искренне и нежно, что защемило сердце.
Я потянулась к его