шлюха, шлюха!» — Заколотилось в мозгу. Но от этого стало почему-то только слаще. Он почувствовал, что больше не владеет своим телом. Сладкая, острая волна захватила его и потащила за собой, заставив выгнуться дугой и зажмуриться до слез. Светка ящеркой вынырнула из-под него и махом поймала в ротик его разбухший до нереальности, стреляющий спермой член, всасывая в себя тягучие струи, балуясь языком, торопя, обостряя и усиливая оргазм.
Виталик протяжно стонал, разбиваемый на брызги прибоем, ощущая невероятное облегчение и любовь к миру.
Он выдохнул и опустил глаза: перед ним на траве сидела мокрая, грязная Светка. Откинувшись назад и раскинув ноги, мелко надрачивала маленький клитор, задыхаясь и нагло глядя прямо ему в глаза, взбивая языком и губами в пену его соки вперемешку со своей слюной. Ей словно мало было того, что произошло между ними. Она готова была трахаться двадцать четыре часа в сутки, доводя себя и его до исступления и опустошения.
Но он уже опомнился. Встал. Натянул помятые брюки, испачканную рубашку, застегнулся на все пуговицы, потер руками лицо, словно стряхивая наваждение. Он не знал, как себя вести и что сказать, но глядя на цинично извивающуюся перед ним потаскушку, неожиданно зло выплюнул: «Шлюха!» И зашагал прочь. Вслед ему зазвенели веселые развратные колокольчики: «Кто-то? А сам-то кто! Жени-их!»
Он пробирался к своему дому огородами. Испачканные землей штаны еще можно как-то объяснить, но, вот, перемазанную помадой рубашку надо сменить немедленно. Ничего. По-тихому залезу к себе в окно, переоденусь. Никто не увидит.
Хуже другое. То, что случилось. Что же я наделал, козлина! — В отчаянии подумал он. Как! Я! Мог! Предать Лёлю. Мою добрую, светлую, чистую Лёлю с грустными глазами...