Глубоко и слишком быстро. Временами он высовывал свой язык из моего рта, чтобы жутко простонать и сказать что-то нечленораздельное, но судя по блаженному выражению его глаз, что-то очень хорошее.
Мои стоны выходили грубыми и отрывистыми — я пыталась сказать ему, что мне всё это не нравится, но из-за совершенно бешеных толчков согласные звуки не издавались.
Иногда Димка поправлял мои ноги у себя на плечах. Я вцепилась трёхсантиметровыми типсами ему в спину, чувствуя сдирающуюся кожу. На его левой лопатке следов наших любовных утех видно не было — оно было полностью покрыто татуировкой, а вот правое его плечо всегда несло на себе четыре длинные царапины.
Он задыхался и что-то шептал мне, его Принц Альберт создавал неприятные ощущения в неподготовленном влагалище — без прелюдий смазки практически не было.
— Дима. Дима, мне больно.
Он не слышал. Из просто животного превратился в какую-то трахающую секс-машину.
Мне стало обидно. Я лежала и ждала, пока всё это кончится, и я смогу пойти на кухню и продолжить готовить супчик для моих мальчиков. А потом театрально строить обиженную принцесску, когда будем сидеть за столом и этот оболтус будет влюбленно смотреть на меня своим затуманенным и довольным взглядом. И после этого следующий секс будет снабжён просто поражающей воображение прелюдией.
А сейчас я лежу с высоко закинутыми вверх ногами и чувствую Димкин стальной член внутри себя, его Принца Альберта, задевающего за стенки и тяжёлое сопящее дыхание у себя перед лицом.
Темп остался неизменным. Откуда столько силы? И без того раскиданные простыни превратились в скомканную гору. Я с удовлетворением заметила, что начинаю увлажняться и получать удовольствие. Я закрыла глаза и отдалась ощущениям.
Правда про рот мой Димочка уже забыл — он уткнулся лицом в постель между моей шеей и плечом, и в мой рот попадали только его длинные потные волосы.
Я сразу же вспомнила анекдот, в котором корова жалобными глазами смотрит на зоотехника-осеменителя, после своей миссии выходящего из коровника, и спрашивает: «А поцеловать?». Помню, как хохотала до слёз над этим анекдотом, рассказала ребятам, и на довольно продолжительное время эта фраза стала в нашем большом семействе родной и доводящей до коликов в животе.
Дима продолжал сопеть и вталкивал в меня свой член так, как будто от глубины проникновения зависит его жизнь. Лицо он теперь уже поднял надо мной, и его волосы плотной ширмой закрывали моё лицо. Наконец он вспомнил о беспричинно забытом рте, что немного завело меня. Стонать он стал просто нестерпимо, и я подумала, закрыты ли окна в комнате.
Теперь удовольствие я получала практически полноценное. Его совершенно животные вопли сводили меня с ума — женщина ведь любит ушами. Ритм стал просто запредельным, и, зная все его повадки несколько лет, я поняла, что скоро он кончит. И тут же вспомнила о том, что ничего не глотала, да и этот оболтус не надевал резинового друга всех влюблённых. Только посоветовать кончить мне хотя бы на живот я не успела, а почувствовала