Ты помнишь мой мед?

собственной шуткой. И пошла на кухню за чайником. Пройдя мимо зеркала я взглянула на себя. Жалкое зрелище, по сравнению с отражением полугодовой давности.

Не то, что я перестала следила за собой но, краситься не могла, одеваюсь только для себя. Закрыто и скромно. На мне спортивный костюм, розовая майка, тапочки на босую ногу. Блеск карих глаз, светлый тип кожи и полное отсутствие макияжа. Темные волосы до плеч, чистые, вымытые, но выглядели так словно в них покопались змеи. Упругая попа досталась от занятий по бегу и диетам, от них же достались прекрасные ноги которых нельзя было разглядеть под спортивными штанами. Мои сиськи всегда радовали глаза и сейчас вершины сосков выперли на майке словно хотели чтоб их потрогали. Мы с Дианой в детстве мерились у кого они больше, но омрачало, что в памяти возникали касание чужих рук. Они мяли их, сминали, лизали, сжимали и кусали не давая пощады. От этого закружилась голова и резкий звук молнии до подбородка прервал недомогание.

Кухня была просторная, из-за работы родителей я сама научилась готовить. Подойдя к чайнику я убедилась что он опять пустой. Набрав в него воду я щелкнула им, обычный день возникли слова в голове, предчувствие плохое. Встав на минуту у плиты я прислушалась, вроде телефон звонил. Нет показалось, но чувство в животе не из приятный. Как вдруг...

Из прихожей заорал «Maximum the Hormone — Zetsubou Billy», все-таки телефон. Мелодию поменять у меня никак не доходят руки. От нее папа резко дергается на месте, да и я вместе с ним. Взяв трубку, посмотрела на дисплей — «Номер не известен», подняв бровь я нажала на отбой (родители или друзья пишут смс прежде чем звонить), надо будет пошлют чайку. Но тут зазвонил домашний, странно. Я подняла трубку:

— Алло. Я слушаю. — прозвучало уверенно. Как и ответ из трубки.

— Ты помнишь мой мед? — голос был холоден, напоминал пение птиц.

— Кто это? — мой голос сотрясло страхом, горле рос ком.

— Ты меня помнишь! — донесся смех — Помнишь мой член внутри себя, мой сладкий мед, что проникает в...

Я бросила трубку. В животе будто бомба взорвалась и теперь сжигает изнутри, колени пошатнулись и перестали держать прямо. Я подкосилась как от удара и села на пол, щеки обожги слезы, а голос становился тише шепота. Вдох выдох, вдох выдох. Телефон снова зазвонил. Силы поднять трубку нашлись, каждое движение сковывало болью, нет того чувства, когда относится к телефону как обычно, нейтрально — телефон превратился в звучный граммофон что источал угрозы и исполнял их. Рука не слушалась поднять трубку снова, пришлось включила громкую связь.

— Еще раз бросишь трубку — пожалеешь! Ты слышишь? — голос был требовательным и неумолимым, женский властный голос, который заставлял переживать тот злосчастный пикник снова и снова.

— Да... чего тебе надо... — спросила я заикаясь. Из трубки доносится смешок.

— А ты дура не понимаешь, да? Ты сбежала. Тебя, которую захватили, подчинили и трахнули, наш ужин,