посасывать, щелоча острым язычком уздечку. Потом она стала заглатывать больше, подрачивая ствол рукой. Это было весьма приятно, но мне хотелось быть с ней жёстче:
— Так не пойдёт. Ты меня расстраиваешь, — я намотал её хвост на кулак, больно запрокинув голову.
— А теперь будь умницей, открой ротик пошире и высуни язык.
Картина служанки на коленях с торчащими из декольте сиськами и высунутым почти до подбородка языком была бесподобной! Я приказал ей дышать, как собачка, а затем смачно плюнул прямо ей в рот, на подсыхающий язычок и размазал этот плевок членом по её щекам. Потом я стал медленно нанизывать её голову на свой член. Дойдя до середины, я упёрся в заднюю стенку. Я почувствовал, что она пытается сопротивляться проникновению, и не на шутку разозлился:
— Ты, мерзкая дрянь, смеешь мешать хозяину? — достав член, свободной рукой я отвесил две сильные пощечины, от которых у неё из глаз хлынули слёзы:
— Простите, господин, я буду стараться угодить Вам.
Я снова надел её кукольную голову на свой член и с нажимом проскользнул в горло. Она тут же начала давиться, охватывая его ещё плотнее, что электрическим импульсом отдавалось во всём теле. Зарычав от удовольствия, я стал трахать её в горло сильнее и глубже, даже забыв о том, что она не может дышать. Я положил вторую руку ей на шею и почувствовал, как она раздувается каждый раз, когда мой член насильственно раздвигает её стенки изнутри. От такого обилия ощущений я кончил очень быстро, замерев и спустив всё ей в желудок. Когда я наконец отпустил сучку, она судорожно захрипела вдыхая. Выглядела она жутко: макияж потёк, подбородок весь в тягучих слюнях, лицо и шея раскраснелись.
— Спасибо, господин.
И тут я заметил, что всё это завело её настолько, что одной рукой она шебуршит под юбкой. Возмущенный произволом, я схватил её за волосы и поднял:
— Разве господин разрешал тебе?! Вставай раком.
Она упёрлась руками в кресло, а я задрал её шуршащие юбки и стянул мокрые чёрные трусики, чтобы заткнуть ими сочащуюся дырку влагалища. От моих прикосновений она сладко застонала. Тогда я взял в руки брючный ремень и принялся методично лупить по упругой белой заднице. Она забавно сжималась при каждом ударе, а на коже оставались розовые следы. Когда мне надоели болезненные вскрики, я вынул трусы из дырки и заткнул ими рот горничной. Засунув их целиком, я заставил её сомкнуть губы:
— Выпустишь хотя бы краешек — буду лупить пряжкой.
Я отвесил ещё по десятку ударов, пока красные следы не стали отчетливо видны. Надавив на спину, я вынудил её выгнуться сильнее и нанес удар по раскрытым половым губам. Они покраснели и запульсировали, а горничная отчаянно замычала от невообразимой боли, боясь выпустить трусики изо рта. Костяшки её пальце, вцепившихся в кресло, побелели. У меня снова стоял, а её алая пульсирующая киска просто притягивала! Так что я отбросил ремень и с размаху вошёл в неё.