выступать будешь. Вот твоя речь, вызубри наизусть и с трибуны в три минуты уложись, голубчик, понял? И чтобы было внятно, громко и красиво...
— Есть! — товарищ капитан первого ранга, — ответил я и взял листок с отпечатанным тестом.
В тот день мы сидели, как на иголках. Еще бы! Генсек внутренних дел... Все боялись и говорили друг с другом чуть ли не шепотом.
Ровно в двенадцать часов мы сидели в нашем большом зале, а я в президиуме рядом с нашим адмиралом. Справа от него было пустое место. Вдруг все встали, зал взорвался аплодисментами, на сцену поднимался Лаврентий Павлович, приятно улыбаясь и посверкивая звездой героя социалистического труда. Аплодисменты не смолкали, пока он не сел рядом с адмиралом. Наконец все сели, я положил на красную скатерть стола свою напечатанную речь, повторяя в уме ее текст, как вдруг после третьего выступающего мне дали слово от имени комсомольцев училища. Меня все знали, так как на всех парадах я ходил под знаменем училища ассистентом знаменосца с палашом в руке. Берия тоже мне хлопал, сказав: «Ну, комсомол, вперед!». И это придало мне силы и уверенности. Звонким юношеским голосом я произнес пылкие слова, восхваляющие Сталина, партию и лично товарища Берия, и под гром аплодисментов пошел к своему месту. Проходя за спиной высокого гостя, вдруг увидел, как он быстро обернулся и выхватил у меня мой листок. Он положил его перед собой и стал читать.
Берия выступал последним. Четыре часа мы слушали его речь. Говорил он без бумажки, четко, внятно, очень убедительно. Я еще подумал, что вот он достойный преемник Сталина.
Когда собрание закончилось, то адмирал пригласил весь президиум в свой кабинет. Теперь за адмиральским столом сидел только Лаврентий Павлович, а мы все сидели на стульях у стен кабинета. Берия держал в руках мой листок и вдруг пронзительным взглядом посмотрел на меня: «Это сам писал или кто помогал?» — спросил он.
— Текст мне выдал начальник полит отдела и поручил выступить на собрании, — ответил я, стоя перед маршалом, который был в гражданском костюме и со своим знаменитом пенсне на носу.
— Хорошо написали, а? — спросил он.
— Неплохо, товарищ маршал...
— Молодец, что правду сказал. Отец погиб в 42-м в Севастополе. В разведке флота служил? У матери еще двое на руках?
— Так точно!
— В следующем году в высшее училище идешь?
— Мечтал в политическую академию...
— А почему только мечтал?
— Начальник училища не советует...
— И что же он советует?
— Идти в инженерное училище...
— Чем же он мотивирует?
— Говорит, что из инженера можно сделать полит работника, а не наоборот...
— А он, пожалуй, прав, ваш начальник, — засмеялся Берия. — Товарищ Новиков, правильно ответил ваш нахимовец?
— Так точно Лаврентий Павлович, — встал адмирал.
— А ви садитэсь, товарищ Новиков, спасибо вам, что воспитали честных курсантов, которые только правду говорят, — махнул рукой Берия.
После этой беседы я переписал рапорт на инженерное училище и попал в него на химический факультет.
— Да, Эд!