жара влагалища, стал быстро двигаться в обе стороны на противоходе. Танечка вдруг сладко застонала и открыла глаза. Ну и, вцепившись мне в ягодицы, стала вся содрогаться, затем она издала громкий крик освобождённой страсти, разбудивший похоже весь 80-квартирный дом — нам постучали и снизу и сверху. Завидуют, гады, чего уж там! У них так давно никто не кричал!
Мы ещё немного полежали, крепко обнявшись, но я ведь не кончил и умная Танечка, ловко перевернувшись, подставила мне свою аппетитную попку. Вот теперь и я вскоре взвыл так, бурно изливаясь внутрь её упругой попки, что волки в лесу перестали выть на луну и подумали — не удавиться ли им от зависти. Новые стуки по батарее и Танечка предложила покинуть квартиру — родители вскоре приедут из села, загрузившись продуктами у родственников, ну и возмущённые соседи, в основном конечно соседки! — могут припереться. С этой минуты и начался наш юмор!
Танечка, похоже сильно вдохновившись нашей страстью, затащила меня в рабочий кабинетик своей мамочки — зав. производством офицерской столовой. Приспустив мои галифе и трусы до голенищ сапог, Танечка своим умелым ротиком быстро вдохновила моего «друга» на новые подвиги, а потом, встав лицом к окну и облокотившись на подоконник, призывно покрутила своей круглой попкой. В свой ротик она предусмотрительно засунула кончик полотенца, чтобы своими криками не перебудить солдат в казарме рядом. Я поднял её платье и приспустил трусики — её круглая попка соблазнительно забелела в полутьме и мой «солдат» тут же приступил к боевым действиям. Танечка была сейчас просто великолепна!
Рота охраны нашей части на 90% состояла из жителей Узбекистана и язык общения внутри их казармы был воинско-узбекским. Вот и сейчас, проходивший патруль состоял из двух узбеков и одного офицера по фамилии Новохатько. Наши страсти достигали апогея, а тут один из патруля отпросился у старшего и, став у угла столовой, поливал его из персонального «шланга».
Затем, видимо услышав сдавленные возгласы нашего восторга, он подошёл к окну. Да, представляю, что он увидел — на экране тёмного окна то появлялось, то исчезало слегка перекошенное женское лицо, во рту которого болталось полотенце, как длинный язык, да ещё эти сдавленные вопли и сладострастные стоны Танечки. Зрелище было довольно впечатляющее! Да ещё ночью!
Вдруг, этот солдат из патруля подпрыгнул на полметра вверх и, дико заорав: «Шайтан! Шайтан!» — рванул, как спринтер со старта, исчезнув в темноте. Тут подбежал второй и, вскоре, дико заорав: «Иблис! Иблис!» — также исчез во мраке ночи. Ну, а меня легче было убить, чем оторвать от аппетитного тела нашей классной старшей телефонистки! И я с восторгом продолжал свои фрикции!
И, вдруг слегка скрипнула дверь, в азарте страсти не закрытая нами, и по убийственному запаху «Шипра» я понял, что это Новохатько решил проверить причину воплей патрульных. Особо он ничего не увидел, но по нашим сладким стонам всё понял и не стал включать свет. А я, с удовольствием кончив в попку Танечки, отодвинулся и за