хутор (а по-другому и не назовёшь селенье с восемью домами) транспорт двигался не так густо, как под Киевом, но и сказать, что его не было совсем, значит лгать самому себе.
— Паша, давай здесь мотель организуем. Опыт у нас есть. Практически все дома принадлежат нам, вряд ли их кто купит. Я являюсь наследницей пяти из восьми домов.
— Зиночка, — я вспомнил как она, рассказывая о своём детстве и юношестве, говорила, что взрослые так поощряли её, — ты умница. Дай я тебя награжу.
Такого она от меня не ожидала — я поцеловал её в губы. Дольше чем положено целовать сыну, крепче прижать тело к своему. Энергетика моей эмоции была такая яркая, что она не обругала и тем более не шлёпнула по заднице.
Это было с утра, а к вечеру я приболел. Явные признаки простуды, появившиеся из-за моей привычки не запахивать верхнюю одежду, когда выносил старьё из дедушкиного дома. Мама начала меня лечить. Натирания камфорным спиртом, отпаивание чаем с мёдом и вареньем из какой-то ягоды, найденным в доме тёти Поли.
Утром заболела мама.
— Видимо это грипп. — Родной голос никогда раньше (по крайней мере я не помню такого) не болевшей мамы, испугал меня, семнадцатилетнего парня. Я хоть умел делать многое, но вот эта задача показалась мне страшной. — Теперь придётся неделю отлёживаться. Тебе полегче?
— Да, мам. Уже лучше, чем вчера. Значит этим же методом будем лечить тебя.
— Придётся. Мне нужно в туалет. Помоги мне одеться...
— Ма! Там холодно. Давай ты в ведро сходи, а я потом вынесу.
Я принёс к кровати мамы оцинкованное ведро, отвернулся. Затем вынес посудину в сени, и принялся натирать мамулю. Помог снять ночнушку, натёр сначала спину. Затем взялся натирать грудь. Ладони ощутили упругость сисек, твёрдость светлых сосцов. Я усердствовал. В мечтах о продолжении, не заметил, что уже третью порцию жидкости втираю в маму.
— Паша, не балуй! — Я убрал руку, помог укрыться одеялом. — Добавь дров в печь. Принеси ещё пару охапок — вдруг потом станет холоднее, а ты ещё не совсем выздоровел.
Молодой организм легче справился с заразой — я только кашлял, а мама начала бредить во сне. Истекая пОтом, раскрывалась, мне приходилось укрывать, поить её чаем. Растирания уже проходили без моих фантазий. Я отгонял плохие мысли, старался приготовить что-нибудь вкусненького покушать.
Через два таких мрачных дня мама стала меньше кашлять, потеть. Я сменил простыни и наволочки. Ещё через день она покушала мои блюда — суп с фрикадельками и котлеты с гарниром. На следующий день мама наказала топить баню.
Расчистив дорожку от снега, я разжёг огонь в железной печи, натаскал воды из колодца. Пока баня разогревалась, очистил от снега и возле бани, к окну — тайная мысль, подглядеть в окошко как мама купается, пришла мне в голову.
Через час в помещении стояла невероятная жара — кончики ушей щипало ожогами.
— Ма, я переусердствовал. Там невозможно находиться. Может открыть дверь, пусть охладится?
— Это отлично, Паш. Отнеси туда полотенца, мёд. Свою