и крепким телосложением, сильно отличаясь от своих однокурсников гренадерскими данными и славянской внешностью. У меня было очень много друзей армян, с которыми я общался на армянском языке, которым я владел так же хорошо, как и русским, в отличие от других моих сельчан, что мне очень помогало в жизни, а иногда приводило к смешным и курьёзным случаям.
Мне очень нравилась Диана, моя однокурсница, которая была младше меня на три года. Она была армянкой, но внешне была больше похожа на русскую, скорее на хохлушку. Принадлежность к армянской нации указывали её густые, иссиня-чёрные волосы, которые эффектно оттеняли несвойственную армянкам белую кожу и ярко-синие, глаза. А вот форма огромных глаз миндалевидной формы была, конечно, чисто армянской. Всё остальное — курносый маленький носик и славянские скулы говорили о том, что в её крови наверняка была и русская кровь, о чём я однажды шутливо подколол её, сказав, что её прабабушка в своё время очень удачно и главное, результативно, покувыркалась на сеновале с бравым русским казаком, иначе откуда взялись её белая кожа, синие глаза, курносый носик и статная, высокая, славянская фигура.
Она сильно обиделась на меня, и после этого демонстративно избегала меня, когда мы оказывались вместе на студенческих вечеринках, коих я всячески избегал, посвящая почти всё свободное время учёбе, но при этом регулярно посещая спортзал, где каждодневно изнурял себя полуторачасовыми силовыми упражнениями. Как говорится, в здоровом теле здоровый дух, и незаметно, через полтора года, я стал пожинать плоды своих физических нагрузок, особенно летом, когда мои бугрящиеся мышцы, перекатываясь под майкой на голое тело, привлекали восхищённые женские взгляды местных жительниц.
Я частенько выслушивал в свой адрес лестные для моих ушей высказывания армянок о моей фигуре, а несколько раз слушал их предположения о том, что скорее всего, и мой член такой же крепкий и большой, как и я, и что они не прочь попробовать его в себе. Надо сказать, что почти все русские, живущие там, не знали армянский язык, а меня ещё скорее всего принимали за приезжего, поэтому, отпуская в мой адрес свои мнения и высказывания, представительницы женского пола были уверены, что я не понимаю, о чём идёт речь, я же включал дурку и проходил как ни в чём ни бывало.
Только один раз, когда одна знойная, красивая аборигенка, смотря мне в глаза, высказалась о том, как с удовольствием попрыгала бы на моей дубинке, я с невинным видом предложил ей осуществить её желание. Надо было видеть её лицо и ужас в глазах, а её подруги, смеясь до упаду, похвалили меня за острый юмор. Эта бедняжка заплакала от стыда и убежала, мне же стало немного не по себе, и я тоже поспешил скрыться оттуда. В институте же все, конечно, знали, что я прекрасно владею армянским языком, и не позволяли таких шуток.
Недостатка в женском обществе я не испытывал, имея под рукой несколько замужних, весьма симпатичных лаборанток,