Кукловод. Крымский фронт. Часть 16—18

сразу предложил мне сто тысяч. Вот так! Не пропаду. Ну и вот мой «подарок» тебе, генерал, прощальный, на хорошую дорогу и удачу... И удача у тебя будет, поверь мне!

Она вновь так ловко и даже грациозно опустилась на колени и я чуть не потерял сознание от невероятного удовольствия. Вот тебе и полупуританские времена, как писала наша «жёлтая пресса». Это был такой восторг! Минет в её исполнении — сказка! И, самое чудесное, что и Тамаре «это» нравится — она так сладостно урчала, явно с таким большим удовольствием глотая мою сперму. А я, опустив свои руки вниз, с восторгом и удовольствием ласкал её крупную мягкую грудь — это было так сладостно!

Домой я не заезжал. Долгие проводы — долгие слёзы. Заехал за Ксюшей, поцеловал на прощание Настю в штабе дивизии и оставил ей адреса схронов. Пусть прямо завтра берёт две машины, охрану и начфина. Деньги из схронов сдавать в Центральный банк, по совету начфина — тогда их проводки по счетам будут в большой плюс мне. А оружие и сухие пайки по возможности грузить в Ли-2 — раз в неделю они будут летать ночами в Крым. По дороге на аэродом возле Главпочтамта я бросил в почтовый ящик конверт с адресом Тамары. Там был листок с четырьмя строчками:

Ты была той, которую нельзя забыть.
Ты была той, которую всегда буду помнить.
И шлейф духов, и бус тугую нить,
И голос в разговоре телефонном.

Я так чудесно наконец задремал, но вскоре пришлось просыпаться — давление в ушах подсказало, что мы садимся. Ох и потрясло нас — грунтовой аэродом возле Джанкоя! Это не лучший вариант, но от отличного бетонного аэродрома в Симферополе ехать долго до штаба фронта. Так что ничего страшного!

Стояло раннее зимнее утро, поскольку из-под Москвы вылетали, из соображений безопасности, еще затемно. Небосвод на востоке уже окрасился в первые робкие рассветные тона, но вокруг еще царила густая, сине-фиолетовая, будто разлитые школьные чернила, ночная темнота.

Толбухин очень радостно встретил меня — ему просто насточертело воевать с Мехлисом, который постоянно требовал приказа на наступление нашего фронта. Вот идиот! Ну и ладно, завтра я с ним разберусь, а сейчас идём в мой кабинет. нужно принять дела и издать приказ — вот именно с такого дня фронтом командую я!

Кабинет, куда меня поспешно почти втолкнул Толбухин, неожиданно не поразил меня размерами. Где-то метров тридцать квадратных всего, не больше. Высокие потолки. Люстра с хрустальными подвесками на пять ламп. Два высоких окна. Скромно. А то обычно высокие начальники приближают площадь таких помещений к размерам футбольного поля. Это чтобы ты до него от двери еще долго шел, проникаясь его таким величием и осознавая собственное ничтожество перед небожителем. Точно такие кабинеты были в ЦК партии, где меня усиленно напутствовали. Здесь же было все по статусу обитателя весьма аскетично, в отличие от парадной анфилады, которую я видел в этом дворце ЦК в Москве. Истинно рабочее помещение. Стол для карт, глобус, на стене за