Нежные оковы

для того мать бросил, чтобы бабы мной понукали, — заорал я заломив ей руку до слез. Пусть знает свое место, охренела сучка...

— Здесь так! Или найдешь хранительницу ключа или вали отсюда, чужак! — презрение в глазах, оскал хищницы.

— Че за хрень?! — я нажал еще чуть сильнее, и девчонка вскрикнула от боли.

— Иди к декану, козел. Опусти, мне больно же! Мы же к тебе по-хорошему, тварь! — выпалила она, шмыгнув носом.

— По-хорошему? Это по-хорошему?! — потряс я перед ней закованным членом. И прижав нахалку к полу, вновь заломил руку и держал так, пока она не поняла расклад.

— Прости! Пусти, пожалуйста! — давясь слезами умоляла она

— Так что за хрень? — повторил я вопрос. Спеси у девчонки поубавилось, зауважала меня

— Вечером мы тебе обе бы дали. В ротик и попку. А потом если приглянулся, то и киску бы Лизкину получил. Я извини, для мужа себя берегу. А теперь — хрен, неделю минимум тебе никто не даст! — окончание фразы мне не понравилось, и осознав это она подтянула руки к телу. Чтобы дожать ее, я сделал вид, что замахиваюсь для удара. Она ойкнула, и сжалась в комок, прикрыв глаза.

— Это мы посмотрим, — усмехнулся я — ключ то у меня, — констатировал я, не без удовольствия созерцая присмиревшую нахалку распростертую на полу.

— Ненадолго, — зло заключила девчонка, поднимаясь на ноги и кажется облегчено выдохнув. Меня Кариной зовут, а ты впрямь Мишка.

— Вы знаете кто я, караулили?

— Да, знаем. Все знают, лучше отдай ключ по-хорошему и замнем, — вот так: стоило чуть пожалеть — она снова права качает.

— Да, и неделю в этой штуке сидеть? — засмеялся я

— А не хрен руки распускать было, сам виноват. Давай сюда! — приказала она, вытянув руку.

Зря она так. Схватив за руки, я резко прижал ее к стене, поднял руки над головой и чуть приподняв, навалился всем телом. Из-за меньшего роста ей пришлось встать на цыпочки. Пусть почувствует на себе мужика, не будь на мне сhаstitу, я бы ее изнасиловал, со всеми последствиями. Пытается вырваться? Ну-ну! Не кричит. Гордая. Значит быть изнасилованной тайно для нее меньшее зло, чем публичное унижение. Подергавшись, она сдалась, одной рукой придерживая ее за запястья, я облапал ее, помял небольшие сиськи, а потом нагло залез между ног. Целку щупать не стал, лишь потеребил клитор и поиграл губками. Намокла она. Карина отвернулась, несколько слез скатились по щеке. Она сдалась и была готова ко всему. Превеликим трудом я взял себя в руки, еще немного поигрался с ее промежностью и сиськами, а когда ее дыхание стало сбивчивым резко оставил.

— Обломись! — огрызнулся я и пошел прочь. Боковым зрением я приметил Карину. Закрыв лицо руками, она сползала по стене.

Первой мыслью было содрать с себя эту штуку, но подумав, я сообразил, что они или кто еще вновь наденут на меня эту хрень и ключ будет у них. А так я сам все контролирую, к тому же