Сексуальность, воспитанная с детства... Рассказ длинною в жизнь...

бегом направилась ко мне, взяв меня за руку повела быстрым шагом в детскую. Она уложила меня в кровать, села возле меня на колени и стала плакать. Я гладила ее по голове, а из соседней комнаты слышались громкие шаги, потом полетела посуда, раздался звон посуды... Я тоже заплакала, испугалась, прижалась к маме. Судя по звукам летело все: посуда со стола, посуда из серванта, телевизор, кресло... Потом он перешел в кухню, полетели чашки и тарелки из сетки над раковиной. Тут мама посмотрела мне в глаза и сказала: — Галь, иди поговори с ним, успокой, может он тебя послушает, а то он все перебьет. Меня трясло от страха, губы тряслись, зуб на зуб не попадал, я даже ног не чувствовала... Но мне было ее очень жаль и жалко было посуды...
Я встала и пошла по коридору:

— Папа... — я зашла на кухню, там был не мой отец, это злобное, дикое лицо, глаза налитые кровью, рука в крови, порезанная обо что-то острое, такого злобного лица я в жизни не видела... Он осел на табурет и устало прислонился к стене. Он долго смотрел на меня, потом ногой прикрыл кухонную дверь.

— Подойди ко мне, — сказал он хриплым шепотом. Я подошла к нему ближе, наивной детской рукой погладила его по волосам:

— Пап, ну ты чего? Что случилось? Не надо так... Пойдем я уложу тебя спать.

— Да, конечно, — он погладил меня по волосам, потом его рукра легла мне на шею, а большой палец поглаживал верхнюю губу.

— Пап, ты чего? — взвизгнула я. Он накрыл рукой мой рот и сказал:

— Не ори, хоть один звук и мать грохну, понятно? Ты понимаешь что я хочу тебе сказать? Я разобью ее как всю эту посуду — на осколки, только собирать потом долго придется, — он говорил это зло, шепотом, а у меня от страха кожа покрылась мурашками, меня опять начало колотить, в голове пронеслась мысль: «Если закричу, он ее будет бить... Только не кричать, не кричать, не кричать!!!»
Я кивнула, слезы потекли из глаз, его рука стала гладить мою попу, потом он просунул руку мне под трусики и начал гладить, трогать, щупать, двигать пальцем. Было противно, до слез противно, особенно противно от того, что это был мой папа, мой горячо любимый папа; было противно потому, что почему то стало остро приятно, я стояла и ненавидела себя, а он смотрел на меня, пристально и уже без злобы... Между ног что-то потекло, я простонала: Папа, не надо, — я плакала, мне было стыдно и противно, а он ухмылялся был доволен, внутри меня все сжалось, по ногам прошло тепло, внизу живота все скрутило в каменный узел, мне было приятно... слишком приятно; его палец двигался быстрее и быстрее, он был ласков, между ног что то пронзило меня, мое тело начало содрогаться, я стояла перед ним беззащитная, молча стиснув зубы плакала, но то, что