Там, где начинается рай... Часть 1

и платья его жгучий взгляд, и поняла, что этот мужчина хочет меня... И что я хочу его.

Он хотел знать обо мне всё. Он хотел знать меня всю. Как ваятель, которому мало овладеть глиной — важно проникнуть в ее душу, которая спит в складках нежной розовой кожи, именно так Сезанн писал свои яблоки — изнутри, с косточек, наслаивая на форму цвет, тени, и еще раз, и еще...

Я подошла к нему первая. Я всегда делаю первый шаг сама: это мой стиль — я знаю себе цену. Он сразу, не выбирая выражений и без околичностей, пригласил меня к себе.

О, этот жгучий, полный желания, взгляд. Он стал целовать меня, его язык проник мне в рот, я пила его слюну и сосала кончик его языка так, словно это сосок девственницы. Не отрываясь от моих губ, он закрыл дверь на ключ, пути назад не было, он сорвал — да, сорвал: как в киношной дешевой сцене — сорвал с меня одежду. На миг мне показалось, что оборвалась последняя ниточка связывавшая меня с прошлым. Одним движением он снял с меня трусики, и тут случилось то, о чем я втайне мечтала с юности.

Он открыл мой бутон пальцами, и, сначала нежно, плавно, затем все напористее, впился губами в этот розовый бугорок, в эту звёздочку. Меня накрыла волна удовольствия, доселе невиданного: языком он творил чудеса, я впервые испытала чувство полета: хотелось вырваться и убежать, но гигантская волна, цунами наслаждения швырнула меня лобком к его рту, я судорожно вцепилась в его затылок, ногти сами вошли в его кожу, низ живота заволокло сладкой истомой, снизу поднимался и нарастал девятый вал подлинного, истинного, тысячу раз придуманного оргазма.

После уже ничего не могло быть, потому что эта волна наслаждения казалась финальной точкой, портом приписки. Но это было не всё...

Он хотел мою маленькую, сладкую попку, этот запретный... ну, или уже немного порченный, но вполне себе съедобный запретный плод...

Он ласкал ее языком, проникая все глубже, слюни увлажнили вход, он раскрылся: я чувствовала, как запульсировала моя маточка и затвердел клитор. Потом пальчиком он стал входить всё глубже, глубже, я почти готова была завизжать от похоти, но он встал на колени, приподнял меня. Заставил пошире опереться на колени, и стал мягко, но неуклонно, старательно вводить свой упругий, большой член в мою маленькую беленькую попку.

И она впустила его!... Я почувствовала горячую струю спермы.

И больше ничего не помню. О, если на свете бывает неповторимое наслаждение — то я его испытала. Вот тогда впервые, безотносительно к нему самому, у меня сложился образ моего любимого мужчины. Это... Этот образ. И в погоне за ним и за наслаждением, которое я получаю, наслаждаясь им как источником, я готова облечь в этот образ любую форму. Потому что всякий раз из этой формы будет смотреть на меня взгляд того не то грека, не то еврея, имени которого я не хочу раскрывать, и который простился