Последнее целование

смогли ничем помочь, ушла девочка.
— Куда ушла? Менты забрали, что ли? Или родители увезли?
— Нет, не увезли. Здесь похоронили.

Сильно заболело сердце. Второй раз в жизни.
— На каком?
— От деда твоего... — объяснила. — Или в церковь сходи, помолись, свечку поставь, поплачь, легче станет, Генка, Геночка мой родненький. Вот беда-то, Господи!

Я не пошел в церковь. Я поехал на кладбище. Лил ледяной дождь, шорох опавших листьев нагонял тоску, грязь хлюпала и чавкала под ногами, осень сдавалась зиме, природа готовилась к очередной своей смерти до весеннего воскресения. Природа-то весной воскреснет, а Оля?

Две бродячие собаки, радостно виляя хвостами, подбежали ко мне, но учуяв, что в руках у меня не съестное, а цветы, разочарованно отошли. Сторож хотел что-то сказать, но увидев мой потухший взгляд и стекающие за шиворот струи воды, молча открыл калитку.

А вот и Оля. Холмик, венки, цветы: живые уже завяли, а искусственные в венках как живые — дождь их отмыл и очистил. Православный крест, табличка с именем и датами. Мозг на автомате вычисляет. 22 года и 2 месяца. Ровно. Спи спокойно, моя недолгая радость!

Поправив в последний раз цветы, я поднялся с колен, отряхнулся как смог, поцеловал крест. Еще раз кольнуло сердце, уже слабее. Я шевельнул ушами, надвинул капюшон плаща и отдал могиле честь.