И не отводи глаза — я знаю, ты утром нас видел, знаю! Тоже не спала уже...
Я был в ступоре: моя строгая мама каялась передо мной, мальчишкой-сопляком, которого она родила, вырастила и воспитала! Я крепко обнял роднулю и начал поцелуями сушить слезинки на таком милом и знакомом с детства лице...
— Мама, успокойся! Ты чего? С чего ты взяла, что я тебя буду осуждать? Ты же моя МАМА, это ты должна меня ругать и воспитывать, а не наоборот!
— Правда? Ты меня не будешь считать распутной бабой, сЫночка? Которая ложится под первого встречного? Я этого не переживу...
— Мама, родная, да ты что? Какая распутная, да я за все десять лет после смерти отца ни одного мужика рядом с тобой не видел! А теперь виноватым себя чувствую — ты ведь из-за меня никого к себе не подпускала? Боялась чужого мужика в дом привести?
Мама тяжко вздохнула, прекратила лить слезы и только молча кивнула. У меня сердце зашлось от любви и жалости к маме. Мы с ней еще минут пятнадцать «изливали друг другу души», но антракт заканчивался, и мама, наскоро умывшись в туалете, позволила мне сопроводить ее к нашим местам. Ни Тома, ни дядя Петя никак нашу отлучку и мамины покрасневшие и припухшие глаза не прокомментировали. После цирка зашли в кафе, попили кофе с пирожными, никто не сыпал шутками, как вчера, просто перебрасывались незначительными фразами.
Дома мама с Томой уединились на кухне — готовить обед, ну и конечно, «перетереть» все произошедшие вчера и сегодня события. Мы с дядей Петей пошли в большую комнату, смотреть телевизор. Но конечно, Петр Иваныч имел совсем другие намерения:
— Ты вот что Алексей, ты маму свою не осуждай! Она мне ночью рассказала немного про свою жизнь — ее пожалеть надо, а не...
— Да что вы с ней на пару заладили — «осуждать, осуждать»! — перебил я дядю Петю «взорвавшись», — Нисколько я ее не осуждаю, поймите — она же моя мама! А я не маленький мальчик-эгоист, который ревнует маму к каждому столбу! Понравились вы ей, захотелось с вами — да пожалуйста, она имеет полное право на личную жизнь! В рамках приличий конечно — уже вполголоса добавил я.
— В рамках приличий говоришь, — Петр Иваныч внезапно озорно улыбнулся, — А как ты посмотришь на то, если я на ней женюсь?
— Как это «женюсь», — я аж поперхнуся, — Вы всего день знакомы!
— Да вот так! Бывает ведь любовь с первого взгляда... Вот так и у нас с ней... Я ведь не хотел «этого» с ней — вчера, и правда, едва познакомились... Но уж так она своими глазищами зелеными на меня посмотрела — душу перевернула! И вот — сладилось у нас ней...
Мы помолчали. Петр Иваныч посмотрел в окно и сказал:
— Леш, я не знаю, как у тебя с Томкой, а у меня к Наташе — любовь... Сейчас вот пообедаем и предложение ей сделаю, ты как, не против?
— Да что я, лишь бы она