смотрел на нее с вожделением и обожанием, еще бы, красивая, статная, с сиськами, прикрытыми глубоким вырезом платья и в ложбинке светит камешек, маня и переливаясь, как бы говоря: — съешь их, чудо как хороши. Стройные ноги в сапогах, которые он потом запретил снимать в квартире, боевая раскраска, но тона приглушенные, якобы с подъебкой на буржуазность, и все это втиснуто в элегантное черное пальто.
— Может мне на раму сесть? А то я как-то не привыкла сопровождать велосипедиста.
— Тут недалеко, давайте я посмотрю на вас в процессе ходьбы.
— Что тут смотреть? Часто вы носитесь гепардом на велике?
— Мне до работы близко, вот держу себя в форме.
— Интересно, какая удивительнейшая поебота ждет меня впереди? ща приду к вечному жиду в гости, он начнет обременять меня веками странствий по порокам и искать навигацию в землю обетованную лет сорок, зажимать шоколад и вообще, в какую срань я попаду? А вдруг там вся родня в сборе и бабушка на антресолях? и что с него взять-то, драндулет старый? — вот такие мысли вели ее на заклание.
Войдя в квартиру и кинув свой велик в прихожей, он метнулся на кухню и метался минут пятнадцать, как тигр в клетке, приводя себя в чувства и возбуждаясь от ее присутствия и наполненности квартиры ее запахом, энергетикой и еще чем-то чувственным, что чуют только звери со времен веков инквизиции. Сапоги она не снимала, но прошлась по квартире и немного прихуела от антиквариата, собранного в ней. Машинка швейная из эпохи царствования Николая Второго, такие штуки могут сапоги прошить и железные доспехи, видимо латает велосипед на досуге, бабушкино красное дерево, разбросанное пятнами по углам в виде сервантов, этажерок и комодов, и пятнами современности в виде огромного телика, белого кожаного дивана и еще двух велосипедов в разных углах. Ну, бля, спортсмен! Шторы, драпировки, решетки на окнах, а то народ не простит увод добра из нации, короче, красота. Свой кабинет, своя гардеробная, думаю портфели и запонки, явно не сумочки и обувь, и спальня в розово-красных тона.
— Спальня для Барби-сказала она ему, а он вихрем закружился под ее ногами.
Сдунув его, она разместилась на кухне и попросила кофе. Он налил себе ред лэйбл, чтобы остыть и не волноваться в столь прекрасных осенний день, и начал шаманить с машиной.
Первая чашка кофе пошла и вторая рюмка.
— Эвген, не кипишуйте, что вы так мучаетесь, я произвожу такое томление в ваших грудях?
— ты очень сексуальная, у меня хуй в метро на тебя еще встал.
— ну что ж... — она поправила ворот платья, приоткрыв еще более свою пышную грудь.
— может еще кофе?
— а ты меня осилишь? — внезапный вопрос поверг его в ступор, эхом отразившись в глазах. Но он собрался быстро и молниеносно.
— да!
— А чего бы ты хотел?
— чтобы ты подоминировала... хочу тебя лизать..
— не потеряй трусы на повороте.
Короче движуха была недолгая, но томительная. Он как школьник