Аппетитный прыщик (лекции с диванчика)

и к культуристам какие-то претензии. Может, ты того — гомосексуалист.

— Ну если, считать, что людоедство — это пищевой гомосексуализм, то... Впрочем, женщин я ем с большим удовольствием, как правило, у них больше тела.

— Никогда не подозревала, что ты любишь толстушек.

— Терпеть не могу толстушек, особенно когда застукаешь их заедой. Женщина хороша, когда у нее блестят глаза либо от шампанского, либо от голода.

— Тогда ты должен любить всех без разбору, потому как большинство из нас только тем и занята, что с утра до вечера голодает в надежде похудеть.

— Толку-то. Всю свою жизнь женщина ведет борьбу с собственным весом. Она начинает эту борьбу в ранней молодости и посвящает этому трудному делу лучшие годы жизни. Многие не выдерживают бескомпромиссного сражения и сходят с дистанции, многие продолжают бой, но победы ждать не приходится.

Женщина худеет всегда, она худеет даже тогда, когда она толстеет. Если бы женщины сбросили и сотую долю того веса, который они теряют, судя по их речам, то они давно бы испарились с этой планеты, пройдя через точку нуля, предоставив мужчин самим себе.

Но женщина в этой борьбе терпит два поражения. Первое — в борьбе с желанием много и вкусно поесть, а второе — в борьбе с последствиями поражения борьбы с желанием много и вкусно поесть.

— А сам-то только тем и занят, что ест, как не в себе.

— Я не ем, а духовно обогащаюсь.

— Это «обжорство» ты называешь духовным обогащением?

— Да. Ведь что такое еда? Это духовный акт познания окружающего мира через непосредственный контакт с ним. Поглощая куски инородной материи, мы пропускаем внешний мир через себя, отчего получаем энергетическую подпитку и новую информацию извне.

— А мне всю жизнь казалось, что информацию мы получаем из книг.

— Кто же спорит. Всему лучшему, что в нас есть, мы обязаны книге... о вкусной и здоровой пище. Впрочем, и другие книги способствуют аппетиту — пустота из головы плавно перебирается в желудок. Ой! Тихо! Кажется, началось!

— Любимый, почему ты схватился за живот. На тебе лица нет. И что у тебя началось?

— Что, что? Схватки! Ой, мамочки! Как копошится, стервец.

— Да кто копошится?

— Подожди... Слышишь, ворочается. Ой, мамочки, я этого не переживу!

— Я чем-нибудь могу тебе помочь?

— Ты ко мне на могилку приходить будешь?

— Ты с ума сошел?!

— Ну и не надо! Прощай, любимая! Ты была мне верной подругой. Да только не уберегла ты плод моей любви к тебе. Ой, мамочки мои! Как внутри, стервец, разошелся, как распоясался.

— Ты толком можешь сказать, кто у тебя там разошелся да распоясался?

— Кто, кто! Голод лютый, вот кто. Крандец мне настает.

— Так, может, перед смертью сарделечку тебе быстренько сварить.

— Сарделечку... А что, у нас есть?

— Полный морозильник.

— Надо же, голова, два уха. Как же я забыл! Да, иди, иди, любимая, выполни последнюю волю умирающего, да горчицы побольше положи и пивка не забудь.

Итак, я кладу на тарелку кусок сардельки, горчицу