Очевидное, но вероятное. (часть 2). Аптекарша

он зацепился его указующей рукой за хвост этой спирали. И уже при движении наружу оставил Ленина висеть на этом турнике. Так там и оставшись, Ленин причинял хозяйке дикое чувство щекотки. Как говорится, то что мы принимали двадцать лет за оргазм, оказалось бронхиальной астмой! И звуки, доносившиеся до меня были истерическим смехом.

— Вытащить бы надо — промямлил Рустем.

Я пополз по полу, царапая ногтями ковровое покрытие.

— Хватит ржать! — уже грозно заорал Рустем — помрет еще от смеха...

Новый приступ смеха опять выключил меня на пару минут.

Деваться было некуда и я пошел на гостиничную стоянку за спасительным пинцетом.

Обернулся я мухой, минут за пять, а Рустем уже одетый ждал меня у двери.

— Пошли, помогать будешь!

— А я то тебе, на фига?

— Темно там, посветишь.

Я даже где темно спросить не смог. Он быстро потащил меня за собой в комнату. Увидев голую сверху и закрытую снизу одеялом аптекаршу, я за чем-то поздоровался и спросил как ее дела. Аптекарша была малинового цвета и вся тряслась.

— Чем светить-то? — спросил я Рустема.

— Хреном своим свети! — злобно вмешалась аптекарша.

Я по строению светлячка совсем не напоминаю, поэтому мое внимание привлек напольный торшер. Я по быстрому снял с него абажур, включил его в розетку, и встал на изготовку, как красноармеец при штыковой атаке.

— Может пинцет водкой протрем, — предложил я Рустему — а то он ржавый?

Рустем посмотрел на меня откровенно злобно.

— У нее своей ржавчины полно, а вы — обратился он к аптекарше — перевернитесь.

Аптекарша встала на краю кровати на четвереньки, сиськи ее раскачивались, как занавес Большого театра, представив нам свою красу. Задница была, при ближайшем рассмотрении, дряблая и в мелких прыщах, как у обезьяны. На ее промежности я не ожидал, конечно же увидеть стрижку а-ля бразильская стрелка, но столь редкие по красоте и количеству спутанные волосья навеяли на меня глубокую тоску. Тут бы и термобигуди картины бы не исправили. Аптекарша, облегчая Рустему работу, двумя пальцами приоткрыла свое попорченное дупло.

Рустем направил пинцет внутрь. Ему бы, дятлу пучеглазому, помолчать бы немного, а он задумчиво изрек:

— Так вот ты какая — смерть гинеколога...

Я рухнул на пол вместе с торшером разбив светившую ему и мне внутрь аптекарши лампочку Ильича. Свернувшись калачиком — я просто плакал, смеяться уже было нечем.

Вернула меня к жизни аптекарша:

— Свети давай, мерин трелёвочный!

Я вывинтил из при кроватного светильника другую лампочку, включил торшер, а Рустем приступил к разминированию этой проспираленной сволочи. Видимо, как надо ухватившись, он дернул пинцет на себя. Вынос тела из волосатого мавзолея был завершен. Тетка, то ли от радости окончания работ, то ли давно терпела, выпустила злого духа (говоря по-русски пернула)

Рустему прямо в нос.

— Так ведь нельзя! — обиделся он.

Аптекарша ни слова не говоря оделась с такой быстротой, что мы моргнуть не успели, как дверь за этой жертвой ленинизма захлопнулась.

Рустем загадочно произнес:

— Надо было снеговика брать

Потом выпив водки, он долго уговаривал меня никому не рассказывать о случившемся, чтобы не