Неумершая любовь

она не ощущала, он мог быть сейчас какой угодно — но как же сладко ей было.

Потом она немного пришла в себя. Хуй, уже слегка помягчевший, выползал из её рта. Она втягивала его своими губками до последнего, но наконец он покинул их с громким чпокающим звуком.И они оба — и мучитель и жертва — рассмеялись.

Он уселся у её раскинутых в стороны ног. Она нашла в себе силы приподнять голову. О да, он содрал кое-где кожу с её прекрасных бёдер. И что там с пиздой?

— Хочешь посмотреть? — спросил её он. — Да, — ответила она так просто, будто речь шла о чём-то совершенно обыденном, вроде новой интимной стрижки.

Он поддержал её под плечи, помог полулечь. В животе зияла рана от ножа. Нижние губки были измочалены. Клитор иссечён. Но кое-что ещё не было доделано.

— А дубинка? — спросила она. — Я знал, что ты спросишь, — усмехнулся он. Как будто существовали другие варианты и она скажет «Ерунда, оставь это там».

Они рассмеялись снова.

— Ну, девочка моя, моя любимая, я рад что у тебя хорошее настроение. Но всего ещё одна вещь, хорошо? — Конечно, — легко согласилась она: — Я всегда согласна. Такая я у тебя безотказная. — Вот и замечательно. Видишь этот нож? — Ого! Да это целая пила! Хорошо, что я не видела, чем ты меня шинкуешь. — Теперь увидишь. Ну, давай? — Ну, давай, — согласилась она с опаской: — Только, чур, не зубьями? — Да кого интересует твоё мнение, — отрезал он. И вонзил ей нож прямо в пизду.

Она заорала. Не столько от боли, сколько от ужаса. А он провернул нож внутри неё и повёл выше и выше, вспарывая живот. Ужасные зубья рвали нежную женскую плоть. Затем он отбросил нож и вцепился в края раны обеими руками. И разорвал её. Выдернул кишки и вывалил их на её тело.

— Давно хотел это сделать, милая, — улыбнулся он. — Ооо... Да. Я потрясена... — ответила она, разглядывая собственное растерзанное тело: — Как я вообще выгляжу? — Потрясающе! Так бы и выебал тебя, да не хочется нарушать столь идиллическую картину. Полежи так, любимая, и не двигайся. Жаль, я не художник, тебя надо было бы запечатлеть. — Только эту картину никому нельзя будет показать, — охладила она его фантазии: — Дорогой, люди не поймут. — Да, я знаю. Но сейчас мне нет до них дела. Только до тебя. И вот что я ещё с тобой сделаю.

Он поднялся возле неё и направил свой шланг на её тело. Раздалось журчание и моча брызнула на её раны. Она засмеялась и запрокинула голову, ожидая тех брызг, что обязательно полетят и в её ротик — и ожидания сбылись. Она так и продолжала полулежать, опираясь на локти, когда он вытащил из её разверстого нутра дубинку и со всей силы хватил её по челюсти.

Затем он бросил дубинку на безвольно поникшее женское тело и, не смущаясь своей наготы, вышел прочь.

У дверей он, как и ожидал, поймал за руку служанку.

— Я... Вы... Но... — залепетала