Разделяй и властвуй. Часть 4: Несколько слов о татуировке дракона

выполнено, Марсель положил левую руку на мой затылок, а пару пальцев (указательный и средний) правой бесцеремонно затолкал в горло, вызвав сильнейший рвотный рефлекс. Я едва сдержалась от того, чтобы не вернуть миру пресловутую овсянку, яблочко и чаек. Сдержалась, хотя и поняла, что это неизбежно.

«Аполлон» как раз этого и добивался, заставляя давиться его пальцами, и умываться собственными, непроизвольно хлынувшими из глаз, слезами. Особо впечатлительным, читать дальнейшее — не рекомендую. Поскольку после серии лихорадочных попыток отбиться от начавшейся пытки, я все-таки не сдержалась и меня, действительно, стошнило. Потом еще и еще раз, под аккомпанемент моих же надрывных стонов и конвульсивных хрипов. Я давилась и натужно кашляла, инстинктивно отталкивая Марселя руками. Но для меня это была непосильная задача. Мужчина действовал очень уверенно, легко удерживая меня в наиболее удобном для себя положении.

Во время очередного приступа тошноты, я, каким-то непостижимым образом сумела вытолкнуть наружу пальцы, и тут же взмолилась, жадно хватая воздух ртом:

— Хватит... Марсель... Хватит! Пожалуйста... хватит!

Жалостливые просьбы весьма порадовали моего мучителя, не перестававшего улыбаться. И он продолжил насиловать пальцами (теперь уже не двумя, а сразу четырьмя) мою носоглотку, приговаривая:

— Не хватит, Ира, пока еще не хватит. Терпи.

Дальше — больше. Вскоре у меня во рту находилось уже половина его кисти, а ему все было мало. Складывалось впечатление, что еще немного, и он дотянется до моего желудка, а я вывернусь наизнанку. Наконец, я опустошилась настолько, что во мне больше ничего не оставалось. И вот только теперь, когда рвотные позывы перестали сопровождаться еще чем-то, кроме судорожного сокращения диафрагмы, я получила долгожданную амнистию.

Марсель очень неделикатно вытер запачканные руки об мои волосы. Затем ополоснул их в проточной воде. Переключил её (воды) поток в рожок душа, и принялся тщательно купать меня, уничтожая следы недавнего бесчинства. Я же сидела в ванне, и все никак не могла надышаться. Впервые в жизни я ощутила на собственном опыте, насколько дорогим может быть элементарный глоток воздуха. Воистину правы мудрые люди утверждающие, что мы не ценим то, что имеем. И начинаем ценить, лишь, утратив это.

Когда я, вместе с ванной, была вымыта, «Аполлон» покинул помещение, велев оставаться на месте. Вернулся через минуту, с бутылкой минералки, которую откупорил и вручил мне.

— Пей.

Как же я была ему благодарна! Горло саднило так, будто мне вырезали гланды без наркоза, и минеральная водичка, в сложившейся ситуации, была просто спасением. Несколько глотков, и мне тут же стало лучше. Я протянула бутылку обратно Марселю со словами искренней благодарности, но он отказался её (бутылку) принимать.

— Потом поблагодаришь. Еще пей.

— Но я больше не хочу! — попыталась возразить.

— Пей, я тебе сказал, — мужчина был непреклонен.

Я поняла, что пререкаться бесполезно, и сделала несколько вынужденных глотков.

— Еще! — велел ...Марсель.

— Я больше не могу... — жалобно проговорила я.

— Не можешь — научим, не хочешь — заставим, — отчеканил он фразу, уже слышанную мной фразу в исполнении Арслана.

Пришлось пить еще, пока меня не стало мутить.

— Хорошо, —