Путь туалетной рабыни

только доказывает мою глупость, ведь Оле, моей чудесной, замечательной Хозяйке, было плевать, что я там могу или не могу, она все равно добилась бы от меня всего, чего бы только ни захотела. Она проверяла себя. Пробовала играть мной и прислушивалась к себе, что ей нравится, а что — нет. А я растворилась в потоке рабской жизни, меня словно бы не стало... Я просто делала всё, что мне говорили и получала от этого мало с чем сравнимое удовольствие. О, как же мне было здорово, когда Оля меня хвалила! И как тоскливо и горько было её разочаровывать. Я влюбилась в мою добрую Хозяюшку и люблю её до сих пор. Сразу после переезда к ней, Оля забрала все мои документы, а где-то через год принесла... свидетельство о моей смерти. И медицинское заключение, в котором говорилось, что я умерла от обширного инсульта. Как такие документы смогла состряпать первокурсница юрфака — даже не могу предположить. Да мне и не надо. В тот же вечер я, по распоряжению Оли, мелко разрезав ножницами, сожгла в металлической миске свои паспорт, свидетельство о рождении, пенсионку, ИНН, аттестат и диплом об образовании и остальные документы. И почувствовала после этого иррациональное чувство свободы, теперь ничто не могло отвлечь меня от моего служения моей Хозяйке. Оля наговорила на диктофон фразу: «Ты — моя вещь, ты принадлежишь мне. Ты не живое существо, ты — вещь. У тебя нет личности и своих желаний, ты — вещь» и ещё несколько подобных вариаций, а я несколько недель слушала эти фразы в наушниках, сутками напролет. Сначала они меня немного пугали, а позднее я не улавливала уже ничего, кроме сладкой музыки Олиного голоса.

Ещё через полгода служения Оле, моя Хозяйка решила, что слишком скучно выгляжу. Вскоре она сама (сама Хозяйка! Я чуть не свихнулась от радости!) обрила меня под ноль. Шикарная, густая грива черных, как смоль волос на тот момент, наверное, было единственным, что ещё напоминало мне о прошлой жизни. Я рассталась с этим напоминанием без сожалений. Дальше Оле захотелось поэкспериментировать с пирсингом. Так как ко второму курсу Оля обзавелась ещё более широким кругом знакомств, проблем отвезти меня в больницу или к мастеру не было. Так что вскоре на половых губах у меня появилось по восемь крупных колец, которые Оля любила замыкать вместе специальным съемным креплением так, чтобы к моей дырочке было не подобраться. Потом такие же кольца появились в сосках, крупное, размером с мужские наручные часы, кольцо в носу (а с ним же появилось и прозвище «бурёнка»), пирсинг в языке и даже в бровях. Кольца, разумеется, имели практическое значения: к ним присоединялась цепь, на которую меня периодически сажали, то дома, то на Олиной даче, то ещё где-нибудь. И лишь к концу второго года моего служения, в Оле проснулся интерес к главному...
— Слушай, чмоша... (прозвища периодически менялись, но это было у Оли любимым, она