о неё, и у меня появились сразу два нехороших предчувствия: что я сделал что-то неправильно, и что я нарвусь на очередную истеричную выволочку.
«Так, когда у тебя заканчивается испытательный срок?» — спросила Олеся Эдуардовна. «Через две недели,» — ответил я.
— Поздравляю, ты его не прошёл! Завтра утром положишь мне на стол заявление, или я тебя официально уволю тебя по статье!
— Но почему?! — у меня в горле встал комок — тут всё правильно!
— Ничего. Не. Правильно! — отчеканила она: «В спецификациях ты перепутал весь ассортимент, оставил условие о предоплате, хотя я говорила тебе, что завтра я вытяну у этого кровопийцы отсрочку, ты даже умудрился ИНН нашей компании указать с ошибкой. Всё, уволен, пошёл вон, я закончу всё сама».
— Но я...
— Я же сказала тебе, ВОН!
Неожиданно, она выскочила из-за стола, и, потрясая папкой, налетела на меня. Левой рукой она вцепилась мне в ухо, а правой начала бить меня папкой по плечу и по голове. Тут произошло неожиданное, в голове мелькнуло, что это не столько больно, сколько меня заводит, и что я был бы не против, чтобы Олеся Эдуардовна продолжала бы делать, что делает, а я буду молча пялиться в разрез её лифчика. От долгого отсутствия секса и сильного возбуждения у меня опять выступило небольшое мокрое пятно на кармане джинсов, который оттягивал мой возбуждённый, зажатый трусами и джинсами член.
Олеся Эдуардовна остановилась, отступила на шаг, и проследила за моим взглядом, который я не мог оторвать от её груди. От махания папкой одна из бретелек платья и лифчика соскочила, и был почти полностью виден нежный, тёмно-розовый сосок. После этого она перевела взгляд на мою промежность.
— Ты что это, кончил или обоссался?
— Олеся Эдуардовна, я просто...
— Значит так, Коля, если ты кончил, значит, наверное, ты хотел меня изнасиловать, и я это без последствий не оставлю. Ну а если ты описался, тогда ты должен продолжить это до конца, одно из двух. Выбирай.
Я понимал, куда она клонит, и выбора не было. Пописать себе в штаны из эрегированного члена вовсе не просто. Во-первых, физиология, а во-вторых — сильный психологический блок, заложенный в нас с самого детства.
Я молча закрыл глаза, и постарался расслабиться представить себе быстрый весенний ручек или фонтанчик. Секунд через двадцать у меня по левой ноге начало расползаться большое мокрое пятно.
— Да, значит, всё-таки описался. Нельзя ходить на работу в мокрых штанах, молодой человек! Быстро всё снял!
Я скинул мокрые штаны и трусы, вытер второй, сухой штаниной мокрую ногу. Олеся Эдуардовна открыла ящик письменного стола, и бросила мне красный тряпичный комок, который я поймал на лету. Это были женские стринги, которые носили, как минимум, один день, даже с приклееной к ним несвежей «ежедневкой». От трусов шёл несильный, но резкий запах пизды и женского пота.
На этот раз я понял Олесю Эдуардову без слов. Я с усилием натянул стринги на себя. Они было явно малы. Одна полоска