Валькирия и амазонка

над своей жертвой и принялась освобождать ее от доспехов и от одежды. Попытки Хильды сопротивляться прекратил несильный тычок в зубы. Наконец доспехи и одежда лежали на земле, а между ними оказалась плачущая белая девушка. Она попыталась прикрыться, но черная принцесса хлопнула ее по пальцам и заставила раздвинуть бедра.

— Фу, какая ты волосатая, — она дернула золотистые волоски между ног «валькирии», — прямо как желтая обезьяна. Тебе не самой стыдно?

Хильда задергалась, словно в падучей, но Джайма удержала ее на месте, насмешливо глядя в заплаканные голубые глаза и поглаживая половые губки. Невероятно, но «дева войны» почувствовала, как ее тело охватывает сладкая истома от этих прикосновений, а между ног становится мокро! Это было так неправильно, грязно... но так приятно.

— Ты теперь моя маленькая белая обезьянка, — Джайма плотоядно облизнулась, глядя в лицо девушки, — ты моя пленница, а станешь моей рабой.

Хильда ничего не понимала, но интонация воительницы говорила сама за себя. Джайма выпрямилась, скидывая кольчугу и одежду. Встав над норманнкой, совершенно голая, она похлопала себя по наголо выбритой промежности.

— Вот как надо! — она развела пальцами половые губы и надменно посмотрела на пленницу, — делай так, — Джайма расставила два пальца и лизнула между ними.

— Нет! — Хильда забилась на земле, — не смей, черная сука! Я викинг! — ее крики заглушила, сочная черная плоть, медленно опустившаяся на ее лицо. Одновременно негритянка откинулась на спину и ее пальцы скользнули между ног пленной воительницы, больно сжав нежные складочки. Хильда вскрикнула от боли, но ее крик заглох меж сильных черных бедер Джаймы. Понукаемая сильными щипками, норманнка была вынуждена начать лизать у черной амазонки. Терпкий запах и солоноватый вкус женской плоти сводил ее с ума, так же как и пальцы Джаймы продолжавшие двигаться меж белых бедер, теребя налившийся кровью клитор. Сгорая от стыда и извиваясь от похоти, Хильда запускала язык глубоко в горячую влажную щель, глотая влагу черной амазонки.

Джайма кончила со стоном залив лицо Хильды своими женскими соками и довольно посмотрела в моргавшие под ней голубые глаза — белая воительница, казалось, все еще не верила, что это произошло именно с ней. Чуть приподнявшись, негритянка оросила лицо северянки струёй тугой мочи, смывая с него грязь. Ошеломлённая Хильда не сразу поняла, что происходит, и лишь когда соленые капли попали ей в рот, попыталась отстраниться. Похотливо улыбнувшись, Джайма зажала пленнице нос и, запустив руку в её волосы, вновь прижалась лоном ко рту Хильды. Очень скоро норманнке стало не хватать воздуха, она открыла рот, и Джайма, откинув голову, с облегчением излила в него всё накопившееся за время битвы. Этот победный ритуал означал окончательную победу Джаймы и одновременно закреплял ее права на взятую с боем рабыню.

Негритянка поднялась, и, держа Хильду за волосы, заставила её встать на ноги, демонстрируя трофей своему воинству. Черные амазонки встретили это одобрительным гоготом. На раскрасневшемся лице блондинки виднелись подтёки влаги её победительницы, в глазах стояли слёзы унижения. Не