протиснуть даже мизинец. Лена начала мелко дрожать, сначала ноги, а потом и все тело. Она без конца твердила: «Все, все, все! Не могу!» Я сказал, что она сможет пойти в туалет через полчаса. Лена взвизгнула: «Какие полчаса! Я обоссусь! Прямо здесь!». Я, не отрываясь, смотрел на ее уретру и вдруг увидел, как из нее просочилась капелька, потом еще одна. Было ясно, что это непроизвольное выделение, причем Лена его даже не замечает. «Лен, сожми мышцы! У тебя по капелькам сочится!», — сказал я и увидел, как отверстие ее влагалища сжалось, но лишь на мгновение. «Я не могу. Я уже не чувствую там ничего, все онемело», — чуть не плача сказала она, а из дырочки просочилось еще несколько капель и потекло по попе.
«Все, Макс!», — отчаянно выкрикнула она и я сдался. «Давай», — сказал я.
Самое интересное, что после этого момента она не писала еще секунд десять, не смогла сразу расслабиться. Из чего я сделал вывод, что запас прочности был еще велик. И вот мне прямо в лицо ударила тугая струя. Мне показалось, что она была горячей, как кипяток. Я ощутил на губах солоноватый привкус. Мое лицо было в каких-то пяти сантиметрах от щели, и я видел, как невероятно расширилась под напором писательная дырочка, стала диаметром чуть ли не с мизинец. Я наблюдал секунд 10, а потом прижал к щели ладонь: «Все, хватит, пошли в ванную». Лена с трудом остановила поток, для чего ей пришлось сжать ноги. Помню этот момент, как на фотографии: женщина с плотно скрещенными ногами, лежащая на постели совершенно голая, а под попой огромное мокрое пятно. Она нашла в себе силы улыбнуться: «Макс, ну теперь-то зачем вставать. Давай я выписаюсь здесь.» «Лен, да я не против. Но соседей ведь затопим.», — отшутился я и мы пошли в ванную. Писала Лена целую вечность.