руки за запястья, прижимала их к себе, и они терлись о выступающие округлости грудей. Тогда он наверняка понял, что это такое под рубашкой, но не знал, как в этот момент едва не лопнули от внутреннего напряжения соски Кэнди. Знал ли он, что они вздулись и потемнели, покрылись мурашками, реагируя на простые прикосновения? Знал ли он, что едва она ощутила твердое тело, прижимающееся к спине, как из промежности потек водопад слизи, которая моментально пропитала трусики и защекотала внутреннюю поверхность бедер, стекая по ним тремя извивистыми ручейками? Знал ли он, как сильно она хотела его в этот момент, до дрожи, до темноты в глазах?
Она ни чего не планировала заранее в тот день, но будто чувствовала. Буквально перед его приходом переоделась, сняв лифчик и сменив плотную рубашку на тонкую, облегающую, невесомую, синтетическую блузку. Сексуальная одежда на голом теле возбуждала и заставляла чувствовать себя непристойной и похотливой, точно так же как сейчас, груди и вульва мучали позывами бесстыдного сладострастия. Тогда она едва не кончила, просто следя за выражением его лица, сначала играя перед ним в равнодушие и нечувствительность, а потом увлеклась настолько, что едва не пропустила момент, когда все могло зайти слишком далеко. Он прикоснулся к ней там, где не должен быть ни кто кроме мужа и даже терся. Это посеяло маленькое семечко у нее в мозгу, она думала, представляла, мечтала, взращивая его, пока оно не превратилось в огромное дерево фантазий, каждая ветка которого была новой более бесстыдной боле развратной, более горячей мечтой. Единственное чем Кэнди могла гордиться, что она не пошла в комнату пасынка той же ночью.
Женщина зябко повела плечами и бедрами, позволяя халату соскользнуть на пол. Она представила себе лицо Эвана, если бы он ее сейчас увидел, тихо застонала, с силой прижимая руку к обеим грудям, сплющивая и приподнимая их вверх, различая в сумраке более черные, чем тело, вздутые конусы ареол. Ей, безумно, не доставало мужского внимания. Не любви, не благодарности, не поклонения перед ее красотой, внимания особого рода, которое выражается в животном блеске глаз, перекошенном лице, тяжелом дыхании и дергающимся от напряжения члене, который тыкается в тело, пытаясь попасть в нужную точку.
Эван не прятался за углом, не подсматривал за ней из темноты гостиной. Если бы она услышала, как на чердаке скрипнула дверь, она бы схватила одежду и убежала. Почувствовав раздражение и отвращение к себе, женщина подобрала с пола халат, оделась и пошла обратно в склеп, как она в последнее время называла супружескую спальню. Будоражили бы ее отвратительные фантазии, произошли бы все эти неловкие двусмысленные ситуации, если бы Джон вел себя как самец, дарил любовь, был нежен, хотя бы давал ей регулярный оргазм?