и очень не вовремя уехала. Мансур сказал, что тебе стало плохо. А я с тобой поговорить, кое о чем, как раз хотел. Мы можем сегодня встретиться?
— Мо-можем... (запнувшись). Но зачем?
— Я тебе потом скажу зачем. Разговор не телефонный. Ты сейчас очень занята?
— В принципе — нет. У меня сейчас английский, я его пропустить могу, если нужно.
— Нужно, очень нужно. Буду ждать тебя около второго корпуса через десять минут.
— Хорошо, я сейчас подойду.
Пока шла ко второму корпусу, чуть сознание от напряжения и волнения не потеряла. Зачем он меня вызвал на встречу? О чем поговорить хочет? Мы ведь с ним даже не знакомы толком! Какие у нас с ним могут быть общие темы для разговора? И тут меня осенило. Ну конечно!...Мансур! Он хочет со мной о сыне поговорить, больше не о чем! Наверняка, заведет разговор о серьезности намерений отпрыска в моем отношении. Тогда не страшно. Главное — не давать никаких обещаний. Я полностью успокоилась и когда около подъездной площадки мне моргнула фарами видавшая виды ВАЗовская «шестёрка», я без сомнений открыла переднюю дверцу и уселась рядом с водителем.
В салоне пахло освежителем воздуха, мужским одеколоном и сигаретным дымом. Куривший в окошко Арслан выбросил окурок и завел двигатель. На моё «Здравствуйте», ответил недоброжелательное «Привет», включил передачу и тронулся с места. Куда мы ехали и зачем, я не понимала. Арслан хранил необъяснимое молчание. Я решилась заговорить и произнесла, в надежде на развитие разговора:
— А Мансур вроде бы говорил, что у Вас «Тойота».
— В ремонте она.
И все! Больше вообще ничего не сказал! Я недоумевала о том, что происходит. Внутреннее напряжение росло с каждой минутой, и, вскоре, приняло форму откровенной обеспокоенности. Куда и зачем мы едем? Какой-то совершенно незнакомый район за окном. Я здесь никогда не была. Высотки сменились двухэтажками и нагромождениями гаражей во дворах. Свернули в жилую зону. Какой-то глухой дворик. Кругом — ни души. Мне уже не просто не по себе, мне уже страшно.
— Где мы? Зачем сюда приехали?
— Где-то. Затем, — Арслан последовательно дал два бессмысленных, совершенно издевательских, ответа на мои вопросы и заерзал в кресле, потянувшись руками к ширинке.
Меня словно парализовало, когда до меня дошел смысл и цель этой поездки. Я с ужасом наблюдала, как была расстегнута молния и пуговица брюк. Как они (брюки) вместе с черными трусами были стянуты вниз до самых щиколоток. Как моему взору был явлен набрякший, но пока еще мягкий пенис. Мясистый, обрезанный, с головкой удивительного, небесно-голубого цвета. Он выглядел совершенно не так, как на экране у любимого Рокко Сиффреди. Сейчас он не казался мне столь же аппетитным и желанным. Он совершенно не возбуждал меня и был скорее мерзок, нежели привлекателен.
Аналогичные чувства вызывали и здоровенные, выбритые яйца темно-коричневого, почти черного цвета. Однажды в детстве, когда я гостила в России у бабушки и бегала с двоюродной сестрой на пастбище за коровой, я видела вблизи яйца