Отпевали Ерофеича заочно, считалось, что вроде он и несильно верующим был, но традиция.
Кладбище, где похоронили Ивана Ерофеиевича Ожогина было тем же самым, на котором покоился и дед Макса Егор Тимофеевич. Так, что Макс все-таки посетил могилу деда и положив на покрытый свежей весенней травой холмик с немного покосившимся, покрашенным «серебрянкой» металлическим крестом небольшой букетик гвоздик купленных у старушки при входе на погост.
Кладбище к удивлению Макса оказалось довольно обширным и весьма ухоженным, видимо местный батюшка довольно внимательно следил за порядком на вверенной ему территории. Центральные дорожки были присыпаны гравием, да и начало боковых ответвлений тоже.
Кладбище было не только большим, но и явно не новым. По всей обширной территории тут и там могучие дубы негромко шелестели весенней листвой над старыми могилами.
Вероника на кладбище ехать отказалась наотрез, попрощавшись с дедом не выходя из дома.
Вообще этот день прошел для Макса, как в тумане.
К вечеру, когда наконец все разошлись он чувствовал себя, как выжатый лимон хотелось просто упасть на кровать, тупо смотреть в потолок и не о чем ни думать.
Макс совсем уже было собрался исполнить желаемое, как от благих намерений его отвлек монотонный, повторяющейся стук переходящий в рвущий нервы скрежет доносящийся от печки.
Он скрипнув зубами направился по направлению источника раздражающего шума.
Сим источником являлся небольшой каменный пестик усердно стукающий и что-то перетерающий в такой же каменной ступке.
И пестик и ступка находились в руках Афони усердно что-то перемалывающего в порошок с помощью этих нехитрых инструментов.
— Вот же раззява, какая сыскалась на мою голову. Я тебя, что просил принесть? Тысячелистник. А ты, что приперла? Копытень. Бестолочь. Нового Хозяина от запоя вроде лечить покамест без надобности. Не запойный он... Кажись. — Афоня с некоторой долей сомнения взглянул на Макса.
Тому вдруг вспомнилась попойка в тот первый его день в Сосновке. Да и потом. Ведь он нередко прикладывался к бутылке, чтобы хоть чуть-чуть, хоть на время притупить чувство обиды и боль саднящую изнутри. Не нажирался до поросячьего визга, но все-же. Нет, все. Хватит. Больше никакого пьянства. Амба.
Видимо мысли бродившие у него в голове настолько явно отражались на лице, что маленький домовой без труда прочитав их удовлетворенно кивнул.
— Нам бы еще хозяюшку в дом. Негоже дому без бабьего пригдяду. Нехорошо это. Не правильно. Не по Кону.
То ли раньше было, при Марфе-то Ильиничне. Как славно жили. Как ладно. А какие она пироги пекла...
А как схоронили хозяйку, так все кувырком и пошло. Переживал старый Хозяин дюже крепко. Не захотел новую хозяйку в дом брать. Все по Марфе Ильиничне печалился. Так с тех пор бобылем и вековал. Бабы-то у него знамо дело были, как мужику без энтого дела. А уж Ведуну тем паче, сила-то в жилах бурлит. Выхода требует.
Но в дом никого не водил. Память о покойнице блюл.
А у тебя Хозяин с супружницей стало быть разлад вышел? Ну, так может еще и назад сладится? Дело-то семейное,