предала его ещё тогда», — упрекнула себя Екатерина с тоскливым отчаянием, — «Я не имела права». О чём она только думала тогда? О любви. О счастье. О том, что с новым паспортом в новом городе начинается новая жизнь. А она не начинается... Если верить в переселение душ, то новую жизнь тебе может подарить лишь смерть. А если не верить, то и вовсе быть не может никакой новой жизни.
— Зачем тебе это всё, Карим? — спросила Екатерина тихо и бесцветно.
— Ты правда хочешь ещё один раз обсудить концепцию мести?
— Но мне-то, за что ты мстишь мне? Я не убивала!
— Действительно, только записки таскала, чего такого-то! — захохотал Карим. — Объясни теперь это избирателям твоего мужа.
Им не объяснить — Екатерина знала. Она, конечно, ни в чём не была виновна, и на её руках не было крови. Но жена политика — как и жена Цезаря! — должна быть выше подозрений. Выше рассуждений о вине или невинности дочери преступника; подростка, таскающего записки неведомого ему содержания — оно откроется лишь потом, позже... Когда ад случится на Земле и заберёт этого подростка себе.
— Им я не объясню. Но тебе, тебе-то зачем меня мучить? Я никого не убивала. Ты при мне убил мою мать.
— Она была шлюхой бандита и сдохла, как шлюха бандита.
— Она была мамой! Моей мамой! — закричала Екатерина, и слёзы всё-таки выступили у неё на глазах, размывая аккуратную подводку.
Машина остановилась. Мегаполис закончился, и вокруг был бор. Воздух был свеж и ароматен.
— Вылезай, — Карим толкнул Екатерину в грудь, и та, не заставляя себя ждать, выбралась наружу.
— Как ты думаешь, бандитская дочка, мы убьём тебя здесь и сейчас или нет?
Екатерина полной грудью вдохнула весенний аромат терпкой хвои, будто бы шепчущий о бескрайнем будущем и о новой жизни. Какие-то птахи беззаботно щебетали в сосновых ветвях.
— Если честно, то мне плевать.
Это не было честным ответом, и Карим это знал.
— Пройдёмся, поговорим?
— Как скажешь, — Екатерина безразлично пожала плечами. Предательская дымка перед её глазами не спешила рассеяться — не каждый день тебя настигает твоё прошлое, оставляя дымящиеся руины от твоей устроенной и успешной жизни. Голова у Екатерины кружилась, и ей пришлось опереться на жилистую руку Карима.
— Ну-ну, только дамских обмороков не хватало! — буркнул тот. Но Екатерина и сама не была любительницей дамских обмороков.
Водитель машины шёл за ними в нескольких шагах — человек-шкаф с непроницаемым лицом и короткой стрижкой.
— Ты спрашивала, чего я хочу от тебя. А ты? Ты сама чего хочешь-то теперь?
— Чтобы тебя не было ни в моей жизни, ни в чьей-либо ещё, — ответила Екатерина с холодной уверенностью.
— Чтобы меня не было! — зло расхохотался Карим, — Ну, с этим неплохо умел разбираться твой папенька, да? Чтоб вот так вот раз — и не было человека... Какая досада, что мы скормили твоего папеньку рыбам!
Отец Екатерины, Петя Мечник, держал Висоянский район не по-доброму, не по-человечески — и когда час пробил, самосуд над ним тоже вышел не