раздавлен горем, — она два раза рьяно чмокнула заспанного шалуна, — К тому же, тебе нестерпимо хочется поссать; несчастный, злой, насквозь промокший, — сделала она большие, чуть ли не всеобъемлющие глаза, — Ты засыпаешь с мечтою о мести. Утром заявляется какая-то шалава, шалун с шутливой учтивостью её приветствует; похотливая шлюха, конечно, начинает заигрывать — ну как не приласкать такого милашку! — а потом и запрыгивает на тебя — ну, то есть, на него — и уносится, уносится во весь опор в далекие дали. А я, дура, стоя в облаках пыли, смотрю вам вслед. Ласкаю себя, не в силах остановиться, и у меня, и у меня, — ужасная гримаса искривила прекрасное лицо, — Ничего не получается!» (Ну ни хрена себе, как она рыдает. Так уметь надо).
Встал. Брезгливо отряхнулся. (Надо одеться. Постель или кровать чем-то воняет. Кстати, надо купить костюм. Несколько галстуков, рубашек). Подумалось о том, как важно быть свободным, особенно для мужчины. Собрал наручники, швырнул под кровать. Да, вот и он, кейс. Его тоже под кровать. Эта путана все еще рыдала, обхватив подушку и выпятив порочный зад. (Какая у нее все-таки красивая промежность, так и истекает тонкими флюидами искушения. А досталась грязной мерзавке. Ну не насмешка ли природы? Сколько добрых, умных, главное — порядочных! — женщин лишены даже подобия такой прелести. Почему?! Да потому что все лучшее в этой жизни достается тварям. Не иначе, как от диавола).