отпустила, это была её натура и неважно, какой социальный статус она занимала в обществе, в обычной половой жизни ей нужны были боль и унижение, и, наверное, всё это она получала с лихвой, за деньги можно купить любую любовь, но вся прелесть для неё сейчас была не в режиссёрской постановке, а в том, что события развивались естественным ходом, и это придавало ощущениям неповторимую остроту.
— Получишь, не сомневайся — ответила я уже уверенным тоном и запустила свою руку ей за тонкие стринги. Мягко обхватив ей промежность, я засунула пальцы внутрь и нащупала клитор. Он был влажный и твёрдый. Теперь я знала что надо делать. Я поднесла свободную руку к её лицу, немного подержав возле её губ. Она не шевелилась и тяжело дышала. И я влепила ей пощёчину ещё раз.
— Что надо было сделать? — тихо и строго спросила я — когда госпожа подносит к лицу руку, что надо делать?
— Поцеловать — тихо и покорно отвечала всемогущая Ирина Викторовна.
— Ответ неверный — всё так же сторого сказала я. Поцеловать это само собой. А благодарить кто, Пушкин будет? — и я влепила ей очередную пощёчину — Ну? Не слышу.
— С-спасибо — промямлила она.
— Что спасибо? Ты к кому обращаешься? Как надо меня называть? — и я опять заехала ей по уже красной щеке.
— Спасибо, госпожа — теперь уже без запинки ответила она, преданно глядя мне в глаза.
Я встала и уселась на стул, положив ногу на ногу.
— Там в коридоре мои туфли, неси их сюда! — приказала я и женщина повиновалась. Она начала подниматься с колен, чтобы пройти в прихожую, но я её остановила.
— Разве тебе непонятно, что передо мной можно передвигаться только на четвереньках и все предметы приносить только в зубах? Ты должна была догадаться. Будешь наказана. Вообще считай свои наказания. Теперь неси.
И она покорно поползла в коридор, нашла мои туфли и принесла их во рту, положив всё к моим ногам. Я скинула домашние тапочки и протянула ногу к её лицу:
— Обувай — приказала я — можешь помочь себе руками.
Это были старые потёртые босоножки из дешёвой кожи, которые я покупала на распродаже, уже не помню даже когда, я приказала ей принести выходные строгие туфли, ну да ладно, важен не предмет, а сам смысл. Она надела на мою ногу босоножек и застегнула ремешок.
— Вторую — приказала я. Поле того как она обула меня, я положила ногу на ногу и пальцами из босоножка стала гладить её по шее и щекам. Она тяжело дышала и возбуждалась.
— Кто такой Стасик? — спросила я.
— Начальник моей охраны — отвечала она, облизывая мою обутую стопу.
— Он тебя наказывает?
— Нет, он ничего не знает.
— Кто тебя наказывает?
— Мои горничные, я им плачу.
— Сколько их?
— Двое, остальные не знают.
— Они наказывают тебя вдвоём?
— Когда как.
— Кто ещё знает?
— Больше никто.
— Кто ты такая?
— Я обыкновенная, просто наследство получила и у меня своя фирма.
— Я тебе нравлюсь?
— Да.
— С